Перед посадкой стюардесса взяла у него пустую пивную банку. Через час, около двух дня, когда мелкий дождик моросил над стоянкой, Уэйд закатился в свое старое излюбленное место — «Авалон».
Зайдя в бар, Уэйд заметил миловидную блондинку, которая строила гримаски в стиле старлеток 50-х годов перед зеркальцем пудреницы. Он, сам того не желая, рассмеялся и так же, с помощью пантомимы, отреагировал: «
— Сплошные бабники в этом городе.
— И кинозвезды.
— Что ты имеешь против нас — тружениц сцены и экрана?
— Извините, что помешал вам наводить красоту.
Блондинка громко защелкнула пудреницу и повернулась к Уэйду:
— А ты знаешь, что у меня целых две строчки в художественном фильме, который снимали сегодня утром?
— О, еще раз прошу прощения. И что это за художественный фильм?
Блондинка положила руки к нему на колени и, глядя прямо в глаза, сказала:
— Жуткое дерьмо для какой-то вшивой американской кабельной компании. Не против, если я глотну твоего виски?
— Вперед.
Блондинка одним глотком опрокинула в себя рюмку.
— Живешь здесь?
— Раньше жил.
— А где теперь?
— В Лас-Вегасе.
— М-м... Здорово. Скажи-ка мне...
— Уэйд.
— Так скажи мне,
— Что ты имеешь в виду?
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Правда?
— Ты живешь в Лас-Вегасе, глаза у тебя красные, как у кролика, и я видела, как ты трясся у стойки над своей мелочью вроде Джона К. Барфлая. Ты бреешься нерегулярно, потому что в противном случае кожа у тебя была бы упругая и не было бы — раз, два, три, четыре — пореза на шее. К тому же ты торчишь в пабе посреди рабочего дня и весь трясешься, и алкоголь твоей трясучки не снимает. Вот я и решила что у тебя не одно увлечение, а по меньшей мере два.
—
— Хочешь сказать — найдем
— Угу.
Без лишних слов они поднялись в комнату Уэйда. Два часа спустя блондинка удалилась, записав номер своего сотового телефона на правом большом пальце Уэйда. Она работала декоратором. Приободренный сексом, Уэйд нашел в себе силы позвонить домой. Набрав номер матери, он нарвался на автоответчик:
— Мам, это Уэйд. Да, да, твой первенец. Угадай, откуда я звоню? Из города. Да, все правильно, блудный сын возвращается. Я перезвоню тебе попозже вечером, а может, просто заеду поздороваться. И вот еще что, мам, не стоит оставлять свое имя на этой машине. В мире полно странных типов. До скорого. Целую.
Уэйд повесил трубку.
— Папа?
— Уэйд? Привет!
— Привет, папуля!
— Уэйд, ты где — погоди, с тобой что-нибудь случилось?
— Нет. Все в порядке. Просто я в городе и думал тебя навестить. Я иногда бываю хороший.
— Надо же. Ты где остановился?
— В Северном Ванкувере, у друзей.
Всегда лучше иметь под рукой уважительную причину.
— Заезжай навести. Я живу тут неподалеку, в Иглридж. С женой познакомишься. Съезд с шоссе — номер два. Не заблудишься. Адрес есть в телефонной книге. Давай, не задерживайся.
— Прямо сейчас? Ладно, хорошо.
— У нас на ужин сегодня китайская кухня.
— Я буду через двадцать минут.
— Уэйд...
— Да, папа?
— До чего ж приятно снова слышать твой голос.
— Мне тоже, папа.
Уэйд отправился к отцу на прокатной машине. Он лениво крутил баранку, чувствуя легкое похмелье от всего случившегося. Со всех сторон повисли завесы дождя, с глухим стуком падавшего на крышу и капот, иногда заряжавшего покруче, не прекращавшегося.