Норильские рассказы

Он сознательно допрашивал меня последним, а не первым. И, пригласив на десять вечера, продержал до одиннадцати, когда вызвал к себе. Он был один в своем кабинете, ни книг, ни газет у него не было – просто сидел за столом и муторно ожидал, пока я дойду до изнеможения, до того накала и перегара, когда намеченную жертву можно брать голыми руками. Методы были слишком дешевыми, чтобы действовать. Следователь с двумя ромбами в петлицах, полгода мучивший меня на Лубянке, был гораздо умней, чем этот человечишко с хриплым заплетающимся голоском и лейтенантскими звездочками на погонах.

– Давно нам надо было побеседовать, – сказал он так, словно приглашал взаимно порадоваться, что встреча наконец состоялась. – Вы, конечно, знаете, почему я вас вызвал?

– Скажете, узнаю, гражданин уполномоченный!

Он озадаченно посмотрел на меня. Ему не понравился мой голос. Он продолжал развивать задуманный план разговора.

– Понимаю, знаете. Нехорошее, очень нехорошее дело – электрофильтры. Страна так нуждается в никеле. Вы ведь знаете, что никель идет на танки и на орудия! И такие аварии в технологическом процессе! Очень нехорошо, правда?

– Очень нехорошо. Что вообще хорошего в любой аварии?

– Я знал, что вы согласитесь со мной. Любая авария – плохо, а эта – особенно. Весь же технологический процесс затронула скверная тяга в газоходах! Я верно излагаю события?

– Совершенно верно, гражданин уполномоченный!

– Тогда пойдем дальше. Раз произошла авария, значит, на то были причины. Так сказать, виновники несчастья. Вы согласны со мной?

– Полностью согласен. Зеленский придвинул к себе бумагу и карандаш.

– Поговорим теперь о конкретных виновниках. Кто, по-вашему, больше всех отвечает за нарушения технологического процесса?

– Не кто, а что, гражданин уполномоченный. Он удивился. – Как вас понимать?

– В самом простом смысле. Соединились в узел нехорошие объективные обстоятельства. Грянули морозы и оледенили газопроводы. Сильная пурга выносила все тепло из стен. В результате температура газа упала и сконденсировалась серная кислота. А кислота, как известно…

Он раздраженно прервал меня:

– Я читал приказ Панюкова о ликвидации аварии на электрофильтрах. Незачем повторять это.

Я постарался придать своему лицу самое глупое выражение.

– Но ведь в этом приказе очень точное объяснение, очень исчерпывающее. Я не осмелюсь ни дополнять, ни исправлять решения начальника комбината. Кто я, и кто генерал Панюков?

Он вышел из себя. Он решительно не годился на ту непростую роль, которую взялся выполнять.

– Что вы мне суете в нос генерала Панюкова? Он генерал, пока выполняет свои обязанности как положено! Уже не одного генерала – и повыше Панюкова – мы брали, когда они забывались… Отвечайте – будете нам помогать?

– Не понял, гражданин уполномоченный… В смысле – против начальника комбината?

Он сдержал раздражение. Он еще не был уверен, точно ли я так глуп, каким кажусь. И старался снова говорить спокойно.

– Оставим в покое Александра Алексеевича Панюкова. Он на своем месте, вы на своем. Будете ли помогать нам разоблачать скрытых врагов советской власти, которые своими тайными кознями чуть не сорвали работу оборонного завода?

Я понял, что пора расставлять все знаки препинания в невразумительном тексте.

– Безусловно буду, гражданин уполномоченный. Для этого нужно только одно – чтобы я увидел этих врагов советской власти. Но я полностью согласен с приказом начальника комбината, что не скрытые враги, а жестокие морозы, свирепые пурги…

Он встал. Он понял: из меня не выжать того, что ему желалось.

– Идите. И можете быть уверены, у вас не будет оснований жаловаться на то, что к вам относятся хуже, чем вы того заслуживаете.

– Благодарю вас, гражданин уполномоченный, на добром слове, – сказал я смиренно.

Витенз еще не спал. Он с тревогой смотрел на меня. Меня трясло, я не мог побороть возбуждения.

– Все в порядке, – ответил я на немой вопрос друга. – У меня теперь не будет оснований жаловаться на него, так он сказал. Думаю, мне, как Козыреву, навесят новый срок за то, что не оправдал их ожиданий.

– Глупости, – сказал Федор. – У Козырева было всего пять, довесить пятерку – проще простого. А ты уже имеешь десятку. Добавить сверх нее и для третьего отдела непросто, нужно заводить новое дело. Он тебя оставит в покое, уверен в – этом.

Нового срока мне не навесили, но и оставить меня в покое Зеленский не пожелал – об этом в следующей главке.

Очень неполным будет мое повествование, если не расскажу о дальнейшей судьбе Николая Александровича Козырева.

Он все же не досидел «до звонка» навешенного ему второго срока. Обстановка в стране хоть и медленно, но теплела. Сохранились друзья и знакомые, высказавшие сомнение – может ли специалист по звездам стать профессиональным шпионом? В сорок четвертом году Козырева вызвали на переследствие и, продержав несколько месяцев в Бутырках, выпустили на волю. Он говорил мне, что использовал свое вторичное пребывание в тюрьме для усовершенствования гипотезы рождения энергии из неравномерного тока времени.