Полыхнуло так, что на сетчатке отпечаталась чёрно-белая мертвая картинка – колотые стёкла, ступеньки, три фигуры в эпицентре огня. Взрывная волна прокатилась по холлу, накрыв нас неожиданно приятным теплом…
-Сао! – рядом на грязный пол упал Бонита, растянувший над нами свой белый кашемировый пиджак, – Сао, береги лицо!
-Зачем… – начал было я, когда все галогенки на лестнице взорвались, разлетевшись даже не вдребезги, а в стеклянную пыль. Над искореженными перилами сверкнула вольтова дуга. За углом, в шкафу ЩО, что-то жутко ухнуло, и возросшее до нервного воя жужжание ламп над головой заставило меня соображать очень-очень быстро. Взгляд панически метнулся по холлу и зацепился за инвалидский диванчик, подпиравший собой стену слева от нас.
-Поль, туда! – я мотнул головой в сторону укрытия.
-Фак, Седар, у меня и так в груди и коленках засело не меньше полкило стекла, – Бонита, кривя рот, попытался продвинуться вперёд. Но весь пол был щедро усыпан осколками, и два метра, разделявшие нас и чудесный диванчик, казались чёрной бездной.
…Физики-нулевики, что бы вам про них ни говорили злобствующие ортодоксы, тёмные обыватели и лично директор первого корпуса Хироко Окада, очень смелые люди с авантюрной жилкой. К тому же изначально, родом своей профессии, склонные к самопожертвованию. И я не ждал благодарностей и медалей за то, что сделал, мне было просто нельзя пойти другим путём, что бы там ни говорил отец русского коммунизма…
В общем, я собрал конечности в кучку, вскочил и одним рывком надвинул спасительный диван на вжавшегося в пол Бониту. После чего, уже под градом белого стекла, сдирая ладони и колени в кровь, прощемился-таки следом (худеть надо, Седар, худеть!). Пару минут мы с Полем лежали, уткнувшись носами в грязный колотый кафель, прижавшись плечами, а местная электрика билась в агонии, осыпая холл искрами, кусками горелого провода, осколками галогенок и кирпичным крошевом. Апофигеем этого безумства рядом с диваном грохнулись вырванные из потолка, оплавленные, ещё дымящиеся крепления лампы.
И стало темно и тихо. Поль неуверенно шевельнулся и зашипел сквозь стиснутые зубы. Я оледенело лежал рядом, с каким-то вакуумом в мозгах, почти ничего не соображая. Единственной моей более-менее связной мыслью было: «Нельзя вылезать отсюда, пока мы не увидим, что там сейчас такое в холле».
-Сейчас закурить бы, – неожиданно произнёс Поль мечтательным тоном и вздохнул. Спустя какое-то время он раздумчиво прибавил в унисон к моей одинокой мысле, – мы не можем всю жизнь провести под диваном в позе бумажки в сканере. Нужно валить отсюда.
В моём сознании что-то забрезжило. Чертыхаясь и вертясь, как… в общем, изворачиваясь всем телом, я извлёк из кармана пиджака мобильник и включил в нём лампочку. В её тусклом, почти ничего не освещающем мерцании я увидел панораму окончательно убитого в хлам холла и чьи-то мёртвые ноги, валяющиеся возле лестницы отдельно от туловища. Бе. Гадость. Хотя, после наших Антинельских пирожков с ливером…
-Там что-то беленькое чернеется, – неожиданно сказал Бонита и ткнул пальцем в направлении ног, едва не сломав мне при этом челюсть локтём. Я сощурился, словно китайский сварщик, и первым вылез из-под дивана. Следом явился Поль, всё ещё постанывая, но уже с жаждой новых приключений в глазах. Пиджак на нём висел клочьями, очки погнулись, но даже сейчас Бонита ухитрялся держаться с непокобелимым,… простите, с непоколебимым достоинством.
Дохромав до ног и не обратив на них никакого внимания, Поль поднял из кучи мусора чудом уцелевшую трубку галогеновой лампы и поднёс её к глазам.
-Посвети мне, Сао, пожалуйста, – с нотками торжества попросил он. Я послушно посветил, заодно узнав, что галогенку сделали в городке со странным названием Избор, в промзоне на улице академика Стеценко.
-Я так и знал, – со странным блеском в глазах прошептал Бонита, откидывая со лба спутанные волосы, и крепко сжал меня за локоть. – Расскажи мне, Сао, всё очень подробно и с самого начала. У нас должно быть еще, по меньшей мере, два часа перед тем, как солдат начнут искать. Сейчас, только погоди буквально секундочку…
Поль тряхнул головой, присел на корточки и запустил тонкую изящную лапку в карман брюк сепарированного напополам солдата.
-О, тёплый дым в этом холодном мире! Что может быть лучше курева? – Бонита чиркнул реквизированной у ног зажигалкой, раскуривая длинную сигаретку с яростным запахом мятной жвачки, и блаженно закрыл глаза. Я не удержался от ответа на его риторический вопрос и лаконичного сообщил:
-Жориво.
Бонита радостно хрюкнул и ещё раз потребовал изложить ему Весёлые приключения Сао Седара в городе Никеле. Я довольно чётко стал осознавать, что директор седьмого корпуса – не манная размазня, и что Поль, пожалуй, знает про всю эту петрушку в маринаде поболе моего. Хотя бы на подсознательном уровне. Один этот его выход с лампочкой чего только стоит…
В общем, я старательно изложил Боните хренологию моего знакомства с нравами и бытом обитателей общежития № 47 на аллее Прогресса, а Бонита внимательно всё выслушал и глубоко задумался.