-А! Это с торца. Там есть такое узкое окошко, ну, как в конце коридора, или ещё что. Между этажами, – опять объяснил Шэгги. – Мы со стремянки в него пытались заглянуть, а окно загорожено плакатом с изображением человеческого скелета. Ну типа, как на уроке биологии. Если хотите, можем показать. Это единственное низкое окно во всей этой части. Говорят, окна раньше и на первом и втором этажах были, но во время войны заросли.
-Да! А там над плакатом есть ма-асенькая щелочка, но до неё даже Шэг не дотянулся, а он самый высокий, – Тин-Тин недвусмысленно смерила меня взглядом от каблуков туфлей до макушки.
-Интересно же, что там внутри стало!
-Ладно, давайте сначала окно, а потом Задний двор, – резюмировал я, поскольку меня самого довольно-таки сильно заело от интереса.
Шурша по сухой траве и спотыкаясь об обломки кирпичей и пустые консервные банки, я вместе с детьми добрался до торца дома, где к стене была прислонена та самая стремянка.
А вернее, оторванная от неё половина с перекладинами-ступеньками. Порадовавшись тому, что я вешу в два раза меньше генерала Джерри ла Пьерра и, благодаря профессии, сохранил гибкость и шустрость, я взобрался до конца стремянки. Упёрся каблуками в последнюю перекладину, взялся за края оконной ниши и, поборов природную брезгливость, прижался носом к грязному стеклу.
За ним и впрямь торчал плакатик, где иллюстрировалось расположение костей в человеческом организме. Без особого интереса скользнув по плакату взглядом, я невольно вздрогнул – на длинном, лишённом плоти пальце нарисованного скелета темнело красновато-коричневое пятно, похожее на каплю засохшей крови. На безымянном пальце, на сгибе…
-Спокуха, Седар, – велел я себе, быстро закрыв глаза и покрепче вцепившись в холодные сырые кирпичи. – Ты не в Антинеле, ты не один…
Тем не менее, желание заглядывать в щель над нехорошим плакатом весьма очевидно скукожилось, атрофировалось и вообще тихенько сдохло в уголочке.
-Ой!! – неожиданно хором заорали дети внизу так громко и с такими паническими нотками, что я едва не сверзился с лестнички и машинально распахнул глаза. После чего едва не сверзился вторично: щель наверху окна теперь светилась! Столь неприятно знакомым, рассеянным, бледно-голубым холодноватым светом, напомнившим мне о тесной кабине лифта и лежащей на полу медной пуговице с манжеты пиджака. «Святой Са, помоги!» – подумал я почему-то, привстав на цыпочки, и посмотрел поверх плаката, заранее обмирая от страха…
Пустой, грязный общежитский коридор. Бесконечный, как тоннели подземки или собственные кошмары. Прямо возле окошка горит голубая галогеновая лампа. Чуть наискосок – закуток с металлическими дверями лифта. И криво выписанная рядом на грязной стене большая красная цифра 9. Так, у кого-то явные проблемы с головой, то ли у меня, то ли у нумератора этажей… Второе вернее, хотя сомнения всё же остаются…
Ещё немного повытирав длинным любопытным носом вековую грязь со стекла, я уже вознамерился спуститься на грешную землю, как кнопка вызова лифта неожиданно вспыхнула и засветилась ярко-красным. Будь на моем месте нормальный человек, он бы тут же шустро засучил руками-ногами и слез со стремянки, не дожидаясь никаких логических продолжений и прочих надписей to be continued. Но физики-нулевики – народец на редкость ненормальный, а я, похоже, занимаю в этой номинации вообще первое место. Потому как окаменел на месте и замер, не мигая…
Гудение едущей кабины, щелчок – и дверцы разъехались в разные стороны, причём сначала правая, а потом левая. Из лифта, пошатнувшись и с силой ухватившись за окантовку дверец, вышагнула невысокая девушка в белом платье – очень красивом, кружевном, но порванном наискосок от плеча до бедра и залитом ещё не засохшей кровью.
Лицо перекошено, щека и губы тоже в крови, длинные чёрные волосы спутаны и выглядят так, словно не знали гребня недели две. Девушка немного постояла, оглядываясь по сторонам, потом отпустила створку (дверцы тут же закрылись) и медленно пошла вглубь по коридору, припадая на правую ногу – острый каблучок-шпилька был сломан и мешал ей идти.
Я уж было собрался окликнуть эту несчастную, как из того конца коридора, куда она ушла, раздался полный боли и ужаса женский крик. Девушка, хватаясь за стены, спотыкаясь и сотрясаясь в рыданиях, пробежала из темноты обратно к лифту и в истерике заколотила ладонью по кнопке вызова. Вновь закричала, захлёбываясь в слезах:
-Да что же это! Пожалуйста, пусть это закончится!! Нет, нет, нет!
Не успел я толком вспомнить, где уже слышал этот голос, как галогеновая лампа раскалилась добела и разлетелась в пыль, ударив по глазам безумной вспышкой электричества…
И стало темно.
====== 3. Совсем нет ламп ======
…Очнулся я от того, что мне на голову щедро лили довольно-таки холодную воду. Открыл глаза – стало немного светлее; вверху обнаружилось хмурое мартовское небо и перепуганная, бледная Тин-Тин, поливающая на меня из большого облезлого чайника.