НОЛЬ НОЛЬ

- Это все приключилось больше трёх месяцев назад, перед Рождественскими праздниками. Приехав домой мы обнаружили, что Рената стала более замкнутой. Она стала редко общаться с друзьями и много времени посвящала компьютеру. Мы поначалу думали, что это нормально в 16 лет. Пока не произошло то, что я уже рассказал раньше… Не знаю, была ли это преамбула, или не имело отношения. Вам судить.

- Тут важны все детали. Может что-то ещё, связанное с этим эпизодом?

- Она почему-то спрашивала меня про какого-то психолога. Причём несколько раз. Имя его Энелиль, кажется. Я такого не знаю. Вот, пожалуй и всё.

С этими словами он вышел из конторы, унося за собой запах сигар и то прекрасное ощущение ленивой свободы, которое царило в безработном офисе до его прихода.

Отто подошёл к окну и посмотрел вниз. Покрутя ус, он произнёс:

- А за нашим гостем тянется длинный мохнатый хвост, - проговорил он, глядя, как мышка-пежо ринулся вслед за крокодилом Феликса. - Чувствую крупные юридические неприятности.

- Такое ощущение, что вы говорите это кому-то за окном, - сказал Шульц, не отрываясь от монитора.

- Я это говорю тому большому Corvus corone, что сидит на крыше напротив. Он гипнотизирует меня необычно долго.

- Вам никто не говорил, что склонность к мистике противопоказана дедуктивному настрою? И что ещё за корвус там с вами беседует? Ворона? Я вам вот что скажу - дочка сама сбежала. У неё появился виртуальный рыцарь, узнал про богатого папашу, заплёл мозги, и они сбежали. Не они первые, не они последние.

- Вот и ладненько, - сказал Отто, не обращая внимания на слова напарника. - А теперь за работу!

 2. Рената.

Коматозное состояние - вещь неприятная. Сквозь пелену разных визуальных чудес и звуков она слышала жалкий лепет врача-египтянина.

«Нервные функции организма возвращаются в обратном отключению порядке», - вещал он кому-то.

Она не помнила отключения. Стало быть любой порядок возвращения хорош. Зрение и слух пока смутны до безобразия. Но вот что удивительно — мозг работает чисто-чисто. Такой ясности мысли она не ощущала никогда.

Память вернулась мгновенно. И какая память! Как на ладошке перед её сознанием лежала цветная картина прошлого. Даже самое далёкое розовое детство, и то, было отмечено мельчайшими подробностями, запахами и вкусами.

Она была настолько восхищена всем этим, что даже пыталась усилием воли отодвинуть процесс возвращения как можно дальше. Тем более голос врача-египтянина становился всё гаже.

Вдруг послышался чей-то ещё голос, пока приглушённый, но знакомый и добрый. Хотелось слушать его и слушать. Отец. Конечно, он. Только что память рисовала ей сцену рождения. Почему-то она видела только мать молодой и счастливой, с чувством причастности к свершившемуся чуду. А отец виделся как-то смутно. И вот его голос. А когда она услышала мать, глаза сами открылись.

Но над ней склонилась корявая маска в голубой шапочке. Маска попыталась нежно улыбнуться. Слава ангелу-хранителю, который поспешно заменил это безобразие улыбающимся отцом.

«Ну, ты нас напугала!» - и его лицо сменилось мамой: «Ренаточка…» И чего ей этот врач так не приглянулся…

Спустя час она уже сидела на кровати, опутанная какими-то проводами и приборами. Родители разговаривали с ужасным доктором в соседней комнате. Вокруг всё пищало, бегали цифры и зажигались разноцветные лампочки. Всё вертелось в каком-то бешеном хороводе, тем не менее, подчиняясь определённому ритму.

Она смотрела на это, слушала, и понимала, что может запросто во всём участвовать. Но, как и зачем, она пока не понимала. Родители сказали, что завтра приведут психолога. Зачем? Она не чувствовала недомогания. Разве что затекли руки и ноги от неподвижности, да болела ушибленная от падения голова. Ей рассказали, как всё произошло. Это же надо было столкнуться с саркофагом! Да ещё где! История Великой Пирамиды теперь значительно обогатилась. По крайней мере для неё.

Всё же, зачем психолог? Она легла и попыталась сосредоточиться. Она помнит экскурсию. Она помнит гида, он ещё странно на неё посмотрел. А дальше память прыгает, и она здесь, в госпитале. Ещё раз… пирамида, лестница, галерея, гид. Бах. Вдруг почему-то она отчётливо поняла — это не кома. Но что? Прозрение было настолько неожиданным, что мысли забегали как белки в колесе. Забегали и какие-то лампочки в аппарате. Вбежал этот квазимодо и стал её укладывать. Пришли и родители. Хорошо, что они здесь. Всё. Сон. А наутро пришёл он.

                                        ***

- Доктор Энелиль, - квазимодистый хирург заискивающе оскалился. - Прошу любить и жаловать. Две внимательные чёрные фары просветили её насквозь. Казалось, его должен был ослепить свет, отражённый от задней стенки её черепа.

Доктор Энелиль ничего не говорил. Он молчал и смотрел ей в глаза, как читают книгу. «Книга» послушно предоставляла содержимое, удивляясь своей покорности. Через несколько мгновений, ей всё же удалось оправиться, и она стала сама изучать психолога.