Ноль-Ноль

Ощущая внутри себя какую-то беспомощную вибрацию, готовую прорваться наружу телесной дрожью, он нырнул к ней, заелозил в простынях, придвинулся, просунулся… Она распахнула бессмысленные еще глаза, протестующе замычала, завозилась недовольно: «Ну… Ну ты чего… Не хочу… Кончай… Ну чего ты…» — но Марат прижимался, наваливался, гладил, слюнявил, торопливо, неловко, настойчиво, шепча что-то на грани слышимости и вменяемости… Наконец она, хмыкнув, сдалась, и Марат, обильно потея, с заполошным сердцем, задыхаясь от приливов похмельной дурноты и еще чего-то, никогда почти не испытанного (по крайней мере с такой силой), приторно-горького, едкого, жгущего переносицу, разогнался и погнал на полной, через все виражи, обмирая, умирая, но не притормаживая, пока не вылетел, сшибив ограждение, с высоченного обрыва — в пустоту, в ничто, в ложную невесомость, и, зажмурясь, пошел, пошел вниз и рухнул, разом раздробясь на молекулы, полностью перестав существовать — и в этот момент, звонко щелкнув, заткнулся холодильник.

Марат ожидал выволочки за вчерашнее свое пьянство, но сегодня Катюха пребывала в благостном настроении, и он понял, что его вечернее шоу даже доставило ей удовольствие: она, естественно, решила, что надрался он из-за нее. Все-таки Матвевна была простодушным существом: за полтора года их знакомства она, похоже, так ничего и не заподозрила… Впрочем, и я ведь осторожничал… Он оборвал собственные мысли.

— Хорош я вчера был? — на всякий случай спросил Марат из ванной, выдавливая зубную пасту на щетку.

Он слышал, как она фыркнула.

— Забавный парень этот Ваня, — великодушно констатировал Марат, чувствуя что-то вроде злорадного сочувствия к продинамленному.

— Забавней некуда, — пробормотала она. — А кого это ты убил?

Щетка клацнула о зубы. Некоторое время Марат невидяще таращился на себя в зеркало. Потом торопливо сплюнул потекшую из угла рта белую пену:

— Что?

Она засмеялась:

— Ты вчера, ну, когда совсем уже хороший стал и пургу какую-то понес, сказал вообще, что убил кого-то. Какого-то пацана, что ли, я так и не поняла…

— Ага… — произнес он после паузы севшим голосом. — А еще что?

— Еще? Да много чего — думаешь, я слушала? Ты б сам на себя вчера полюбовался…

Марат уронил зубную щетку, набрал полные горсти воды, с силой бросил в лицо и старательно растер.

4

Подносов у этих арабов почему-то предусмотрено не было: взяв обе тарелки, Марат пошел забивать место. Раскладывая ножи-вилки, машинально огляделся и через пару столиков увидел показавшийся знакомым затылок. Откуда он тут? — удивился. Шагнув в сторону, осторожно пригляделся: точно — он.

— Тут этот твой… — сказал Катьке, наливающей себе кофе. — Ваня.

— Чего он здесь делает?

— Трескает, — Марат встал вслед за ней к крану. — Разве он тут живет?

— Он говорил — нет…

Катька подлила себе молока, Марат не стал. Они пошли к столику.

— Вон, видишь, — вполголоса сказал Марат.

Она посмотрела без интереса:

— Ну его.

Двигая стул, Марат еще раз оглянулся. Сидя в одиночестве за четырехместным столом, Ваня энергично наворачивал — это даже по спине было заметно. Спустя некоторое время оттуда послышалось: «Бон аппетит!» — и еще что-то по-французски. Марат снова повернул голову. К Ване обращались две стоявшие над ним с полными тарелками дородные тетки за сорок — видимо, просили разрешения присоединиться.

— Мерси, — бодро откликнулся Ваня. — Уи, бьян сюр.

Прононс его, насколько Марат мог судить, был безупречен.

Тетки расселись, взялись за вилки и принялись громко общаться по-русски с коммунальными интонациями. Катька фыркнула. Ваня молча и невозмутимо продолжал есть.

— Он что, — тихо спросил Марат, раздирая бумажную трубочку с сахаром, — так на француза похож?

— Не знаю, — она пожала плечами. — Я французов мало видела.

Парень был темноволос и носат, но, как казалось Марату, не по-южноевропейски и скажем, не по-семитски, а, скорее, по-хохляцки.

— Да и тут я их чего-то не замечала. Итальянцы есть…

— Тебя за итальянку ни разу не принимали? — автоматически переключился Марат в льстивую тональность.

— А что, похожа?

Он, болтая ложечкой в чашке, посмотрел как бы оценивающе:

— Похожа.

— У них лица грубые…

— С чего ты взяла?

Краем глаза он заметил, как Ваня идет к выходу. На правом запястье у него голубел пластиковый неснимаемый браслетик с названием отеля, какой цепляли постояльцам сразу по приезде и без которых не пускали в столовую. Хрена ли было врать?.. Марат хорошо помнил, как вчера Ваня рассказывал им, что живет у приятелей в Старом городе. Ладно, ну его, в самом деле…

Он вдруг понял, что не может думать ни о каком Ване. Вообще ни о чем, кроме…

Марат быстро глянул на Катьку и тут же опустил глаза. Взялся за чашку, увидел, как она ходит ходуном, и поспешно, с лязгом поставил на блюдце.

— В мусорнике? — переспросила Катька, ловко скручивая волосы в узел на затылке.

— Ну, выписался кто-то, оборвал, выкинул…

— А как же?.. — Марат выглянул из-за Катькиного плеча, на которое попрыскал противоожоговым спреем.

— А вот так вот, — Ваня зацепил оборванный край за белую пластмассовую кнопку, на которую браслетик некогда застегивался.