Ноль часов по московскому времени. Новелла II

Особо-то любить дядю у Марины не было совсем никаких оснований. Во-первых, с возрастом она, почти наверняка, стала понимать, что молодую часть жизни прозанималась не своим делом, и могла быть сейчас другим совсем в профессии и обществе человеком. А это страшный вывод, мы в мелочах переживаем упущенное, а тут не мелочь, тут… и даже не подбирается формулировка. Во-вторых, по сути, ее просто ограбили и заставили ишачить, в то время как на материнскую часть антиквариата она могла бы очень обеспечено, если не просто богато, жить. Вот этот Рембрандт, например, он почему исключительно дядин, и не принадлежал ли коллекции матери? Марина сказала, что знала его насквозь — а не с детства ли? Потом, упустив такое имущество, незарегистрированное ни на кого и никак, ничего не докажешь и не вернешь.

Вот алкоголь иногда по-своему помогает, потому что расслабляя, открывает дорогу чувствам. И я вдруг почувствовал всю эту горечь, и будто ее поднесли мне самому… быстро вспыхнул гневный вопрос — а какого черта!

Я уже вылез на своей «Третьяковской», где всегда по вечерам много народа, люди пьют пиво, и я тоже решил взять, постоять на воздухе по хорошей вечерней погоде.

…

Значит так — могла Марина «заказать» дядю?.. Если я правильно всё почувствовал, то, по обстоятельствам ненависти, вполне могла. Ненависть, как и любовь, срывает людей вообще с тормозов. Только… всё равно этот исполнитель должен быть из близких людей к самому дяде. Не очень складывается такой вариант и, опять же, Рембрандт в эту схему плохо попадает… Впрочем, предположим, она пожертвовала Рембрандтом — расплатилась им.

«А слежка была заказана, чтоб обеспечить ей алиби, — сказал голос внутри, — что близко ее в тот момент там не стояло».

Спокойненько, так, сказал — между прочим, и я, хлебнув пива, поводил головой на публику, недалеко парень под гитару запел из Высоцкого «Кони мои привередливые» — бесконечную по трагической глубине песню, которую сам Высоцкий всегда исполнял как последнюю… вот ведь гений был… и тут только я встрепенулся на слова «голоса» — ёлки-моталки, это ж другой поворот событий, и с Лешкиной интуицией совпадает! Вот это ракурс…

Только трудно посмотреть с него сразу на всё… «чуть помедленнее кони, чуть помедленнее»… тогда и лишняя неделя слежки понятна — не знали, когда именно это алиби понадобится.

Но всё это, всё это годится лишь в предположении, что Марина со Страховым организовали убийство дяди.

А кто тогда ликвидировал Страхова, сама Марина?.. Чушь. Во-первых, такое горестное состояние не изобразит ни одна актриса МХАТа, а во-вторых, именно Марина настояла на подробном биохимическом анализе, иначе мы бы ограничились тем на алкоголь, а дальше — бог его знает — может быть, просто задремал за рулем.

Тогда что — просто совпадение?

«Не совпадение», — сказал голос.

И это мне уже не понравилось. Надо пореже пить, а то сосём с Лешкой каждый вечер.

«А в гости к Богу не бывает опозданий, так что ж там ангелы поют такими злыми голосами…»

Я доглотнул пиво, дослушал песню и отправился домой поесть горячего и успеть на следующую серию о Шерлоке Холмсе.

— Ну, факт, это они дядю заказали, а слежкой алиби себе устроили!

Лешке очень понравилась вся идея.

— Во-первых, это не «факт» — где у нас доказательства? Во-вторых, смерть Страхова остается по-прежнему непонятной.

— Совпадение. Кто-то из конкурентов. Или наехали, а он деньги отказался платить.

— А механизм убийства, Леша, а исполнитель?

— Подкупили кого-то. Либо ту официантку, либо кого-то на кухне.

— Через кухню опасно — еще неизвестно кому попадет.

— А чем они рисковали? Попадет Марине — подозрение падет на Страхова — тоже хорошо.

— Брось, серьезные люди так не ворочают.

— А с чего ты взял, что они серьезные, мало ли дерьма всякого.

— Много. Но всё равно мы сейчас в пустоте. Поехали тот второй ресторан смотреть.

Приехали.

И увидели на стеклянных дверях табличку, что закрыт до четырнадцати часов.

Но внутри что-то мелькнуло, и я начал стучать по стеклу.

Появилась недовольная женская морда, но увидев двух людей в форме, сразу изменилась в лице, и дверь открылась.

— А у нас все на похоронах.

— Мы в курсе, позвольте зайти. — В зале темновато, глаза не сразу разбирают детали. — Вы кто будете?

— Я… я уборщица.

— А Страхова хорошо знали?

— Ну, знала просто. Здоровались.

Зал в другом совсем стиле — консервативном, можно сказать, под ампир что-то вроде. Марине здесь почему-то больше нравилось.

— А невесту его знали, сюда приходила?

— Приходила. Красивая особа.

— А где они обычно сидели?

— Вон там в кабинете.

Леша издает довольное «хе».

А женщина продолжает:

— Там темные стекла интересные такие — что в зале видно, а что внутри не видно.

Похоже, разгадка — отчего там, а не здесь, — найдена: здесь обратили бы внимание, что сели не в кабинете; там можно на людях, и наблюдатель четко подтвердит алиби. Всё выглядит очень продуманно.

Но мне некомфортно внутри, не нравится, чего-то в этой картине недостает.

— А где директорский кабинет?

Женщина показывает куда-то вглубь рукой.

— Ну пойдемте, покажете.

Идти оказывается совсем недалеко, дверь сразу за баром.