Ноль часов по московскому времени. Новелла I

Здесь важно кое-что сказать на национальную тему, которой еще не раз придется касаться.

Ни я, ни отец с братом уже несколько лет не навещали Россию, хотя регулярно собираемся, но каждый раз почему-то намерение не доходит до окончательного решения. А по «тарелке» смотрим Родину почти каждый день. И если символически выразить видимое-слышимое за последние годы — цвет будет серый, а звук — минорный с траурным даже оттенком. Очень много речи сейчас о национальном, причем в двух разных проблематических планах: конфликтности между русской частью страны и Кавказом (плюс Азия) и самоидентификацией, а соответственно — поиском «своего пути», и с сильной разноголосицей: быть или стать непонятно какой и зачем империей; что где-то скрыта национальная идея, способная потянуть нас как паровоз — вот только б ее найти; с упованием (или не) на религию; с наличием (или не) международных против России заговоров.

По этому поводу сейчас скажем лишь, что только очень неразвитый, дефективный народ можно охарактеризовать одной единственною чертой или исторической функцией. Хотя, скорее всего, таких народов не бывает вообще, а дефективная узость взгляда есть черта авторов подобных подходов. Впрочем, совсем в «дураки» подобных людей записывать не стоит. На примере классиков знаем, что некое единственное и окончательное решение, по-другому еще — панацею, искали и, казалось им, что нашли: Достоевский — «красота спасет мир»; Толстой — «опрощаться», превратить всё общество в гражданский трудящийся на земле монастырь; социальные утописты от западноевропейских до наших Кропоткина и Бакунин. Причина у них, в общем-то, уважительная — найти рецепт полного счастья для человечества, а толк от всех получился только один: указать потомкам исторические и социальные тупики. Не бывает одной грани у пирамиды. И никогда с одной точки вы не увидите ее всю, даже маленькую в своих руках. Вот это бестолковое «невидение» стало государственной российской политикой и последствиями, которые откровенно пугает. Ситуация эта не только российская, но отчасти и западноевропейская, связанная с арабами, турками и прочими «понаехавшими», однако! эти-вот-самые местную полицию, суды и другие органы не подкупают — не могут, а коренные жители понемногу смещаются от примитивного толеразма к более глубокому пониманию надвинувшихся на них угроз. Именно угроз, и вот почему.

Я уже говорил, что мне повезло с одноклассниками и друзьями, многие из которых, увы, как и я, не в России. Вот лучший у нас мальчик по математике, судьба которого была предсказана учителем еще в седьмом классе, действительно стал крупным ученом, и в звании полного профессора возглавляет сейчас одну из кафедр Факультета математики и компьютерных технологий Страсбургского университета. Мы обязательно встречаемся при моих нередких наездах в Париж, общаемся на разные темы, а не так давно обсуждали эту самую интеграцию всяких «пришлых» в европейское общество. В арабских предместьях как раз проходили очередные волнения и многие французы реагировали на них уже со словами «ну, сколько можно!»

Я и начал разговор с того, что эти же люди еще лет шесть-семь назад подобных реплик не допускали, а наоборот, заявляли улыбчиво, что интегрировать в европейскую цивилизацию чужие охлосы надо и осталось еще немного постараться и потерпеть.

— Сосредоточься на несколько минут, — попросил приятель, — и ты поймешь всю фундаментальную глупость этого, так сказать, исторического проекта.

Я, приготавливаясь, напрягся.

— Начала высшей математики, которые в школе давали, ты помнишь — интеграл, производная?

— Дельта функции к дельта аргументу при стремлении последнего к нулю, — выпалил я, будто стоял у доски. — А интеграл — как сумма произведений приращений…

— Верно, да, — он почему-то поморщился. — Только это частный случай куда более общей теории, которую правильнее всего назвать методологией интегрирования. В своем окончательном виде это совершенно абстрактная теория и абсолютно завершенная.

— То есть внутри нет нерешенных проблем?

— Именно так. А главное, данная теория универсальна, то есть верна всюду, включая высшие цивилизации в любых созвездиях и галактиках. И охватывает она не только математические, а любые системы вообще.

После таких слов я слегка даже струсил — вдруг не сумею врубиться и осрамлюсь.

Но оказалось, что зря.

— Итак. Сама теория называется тремя словами: «Мера-Интеграл-Производная». И строится именно в этой последовательности. Прежде всего, мы устанавливаем, что именно измеряем, затем, измеряя, видим, где больше — где меньше, и насколько.

— Определяется мера вещей?

— Умница. И только затем можно определить суммарное значение — интеграл по системе в целом.

— А производная?

— Локальность. Значение того или иного частного в общей массе событий. Только умея оценивать общее, можно правильно оценивать единичное и понять какое оно — хорошее, вредное?.

— Всего-то? Да это на уровне простого здравого смысла.