Уже другой голос раздается со стороны дороги. Через минуту Дэр сидит рядом со мной, и мы вместе смотрим на море.
– С кем это ты разговаривала? – спрашивает он, старательно скрывая свою обеспокоенность.
– С Финном, – честно отвечаю ему я. – Но не переживай. Я знаю, что он не реален. Просто… Ты вряд ли это поймешь. Он часть меня, Дэр. И совсем недавно его не стало. Я не представляю себе, как с этим жить.
Мой голос надламывается, я снова чувствую себя беспомощной и начинаю плакать. Слезы текут, не останавливаясь. Дэр притягивает меня к своей груди, убаюкивает меня, защищает от жестокого мира и собственной грусти.
– Пойдем домой, – предлагает он. – Тебе не нужно долго оставаться здесь.
Я согласно киваю, потому что на самом деле я понятия не имею, где должна находиться. Теперь я потеряла весь смысл.
Я позволяю Дэру отвести меня домой, приготовить мне обед и посидеть вместе со мной на крыльце, пока снова не наступает время приема пищи. Так проходит моя жизнь в течение нескольких дней.
Я живу так, словно кто-то переключил меня на автоматический режим, мое тело онемело, не в силах больше двигаться. Дэр и отец замерли в ожидании моего возвращения.
43
Quadraginta tres
На четвертый день я снова вижу сон.
Мне снится, что мы с Финном гуляем по тропинкам, занимаемся йогой посреди скал, купаемся в океане и ловим крабов. Мы всегда делали все вместе, но я больше не могу разделять с ним свою реальность. Его больше нет. Но в моих снах он все еще жив.
В моих снах он повсюду. Финн заполняет собой все окружающее меня пространство.
Но затем, когда я снова просыпаюсь и окидываю взглядом все те места, где он должен был оказаться, я не нахожу его.
Он ушел.
Когда я просыпаюсь, Дэр сидит за письменным столом Финна. Он с присущей ему элегантной расслабленностью раскинулся в кресле под лучами утреннего солнца.
– Я больше не могу оставаться здесь, – мой голос немного охрип ото сна, он звучит грубовато от нахлынувших на меня воспоминаний. – Куда бы я ни пошла… все напоминает мне.
Дэр кивает.
– Понимаю.
– Что мне делать? – шепчу я.
Он мотает головой.
– Я не могу решать это за тебя.
– Я не могу оставить Финна, – говорю я дрожащим голосом.
Дэр вновь встряхивает головой.
– Финна больше здесь нет, цветок каллы.
Я сглатываю, потому что он прав.
– Это так странно, – удивляюсь я, но фраза звучит бесчувственно. – Все это время я считала, что Финн пытается вынудить меня пойти на кладбище, чтобы я попрощалась с мамой. Но оказалось, что это мое собственное сознание старалось донести до меня правду. Ведь так?
Дэр смотрит на меня в упор, в его глазах мелькает жалость.
– Не знаю. Возможно, ты права.
– Мне нужно попрощаться с ними обоими, – говорю я. – Но не сегодня. Мне нужно подготовиться.
– Ты можешь сделать это, когда будешь полностью готова, неважно, сколько времени это займет, – мудро отвечает мне Дэр. – Не стоит торопить события.
Он прижимает меня к себе, и мы стоим так несколько минут.
Я чувствую саднящую боль в руках и отстраняюсь, чтобы внимательно их рассмотреть.
Обнаруживаю, что мои ладони покрыты мозолями, они красноватые, и местами с них сползает кожа. Я даже не замечала их до сегодняшнего дня, хотя совершенно очевидно, что они появились там не только вчера.
– Похоже, ты рубила деревья, – предполагает Дэр, и я вздрагиваю. Потому что понимаю, откуда они.
– Это работа Финна, – произношу я вслух. – Должно быть, я… Я думала, что я – Финн. И что папе понадобятся дрова, когда мы оба уедем в колледж.
Дэр с торжественным видом кивает, а я в своей голове не перестаю удивляться, почему он до сих пор не бросил меня: ведь я буквально распадаюсь на части.
– Мое сознание похоже на канат, который вот-вот порвется, и лишь тоненькая нить соединяет две его части.
Дэр снова встряхивает головой и заключает меня в свои объятия.
– Тебе просто нужно время, чтобы обработать в голове всю ту информацию, которая свалилась на тебя. Вот и все.
– Я все еще не готова, – мой голос обрывается, когда я думаю о том, что мне придется переехать куда-то, но уже без Финна.
– Я понимаю.
Четыре дня, как я учусь жить с этим. Четыре дня, как мой отец и Дэр наблюдают, нет ли у меня каких-либо нездоровых симптомов, четыре дня дождя, беспробудного сна и абсолютной тишины. Четыре дня непрекращающегося утра. Четыре дня, прошедшие словно в похмелье, пока однажды я не просыпаюсь окончательно.
– Сегодня я должна это сделать, – говорю я за завтраком.
Дэр немедленно поднимается на ноги.
– Хорошо.
Мы едем на кладбище, и я снова на заднем сиденье мотоцикла крепко обхватываю его руками. Закрыв глаза, я вдыхаю свежий воздух, впитываю солнце каждой клеточкой своей кожи, ощущаю тепло.
Тепло = жизнь.
Мы притормаживаем перед воротами, Дэр заглушает мотор, очень осторожно, чтобы не нарушить вечный сон тех, кто здесь захоронен.