Ногти (сборник)

— Глубинин, миленький, не сердитесь, вот вы всегда сердитесь, а лучше послушайте. Угадайте, что означает: «coitus reservatus»? — К Глубинину подкатился ротмистр Необутов. — Умереть от смеха! Половой акт с гондоном! — Модное слово начинало входить в повсеместное употребление.

— Полно вам идиотничать, — Глубинин хранил отрешенно-интеллектуальное выражение лица, — голову бы пригнули…

— Малоумный идиот — от рождения нищий! — расхохотался Необутов. Он из последних сил тянул лямку полкового любимца, балагура и прожигателя жизни. — Или вообразите, Глубинин, что пока тлеет ваша папироса, вы неуязвимы. Папироса — это символ…

— Подите к черту! — Глубинин раздавил папиросу о бруствер.

Ударила артиллерия, и снаряды беспорядочно легли метрах в сорока от окопов. «Через несколько залпов нас накроют», — почти равнодушно подумал Глубинин и, торопясь, полез в карман френча, где мялось последнее письмо Елены Викторовны: «Вы пишете: „Здравствуйте, моя хорошая…“ Три слова. Не являются ли они намеком, что вы у меня третий любовник? Тогда стыд вам, Александр, и позор…»

Глубинин повторно пробежал глазами по строчкам. Текст разбух и приобрел таинственную трехмерность. Из-под каждого знака проглядывал краешек нового смысла, отчего общий, конечный смысл становился множественным и содержал загадку. Глубинина удивило, что прочел он о простых, в сущности, вещах, но умственный образ вещи, преломившись в его сознании, вовсе не походил на оригинал.

Недавно Глубинина контузило. В мозгу возникло некое темное состояние, потом он услышал взрыв и тишину за ним. Звуки отгородились невидимой стеной. Мир представился неживым и плоским, точно нарисованным.

Внутренне подготовившись к возможным расстройствам, Глубинин поведенчески не изменился. Иногда ему думалось, что контузия, наоборот, открыла в нем новые чувственные возможности. Когда он зажмуривался, перед ним распахивалась черная бездна. Зажигались серебряные искры, неслись оранжевые кольца, извивались огненные личинки, из ничего строились сложные геометрические фигуры, разрушались, чернота рассасывалась, и на светлом фоне появлялась Елена Викторовна…

Последние «сеансы» портило присутствие ее мужа. Он, незваный, пробирался куда-то в угол, жестами просил, чтобы на него не обращали внимания, усаживался и доброжелательно наблюдал…

Пару дней назад казачий дозор захватил перебежчиков. По их показаниям, наступление предполагалось в направлении Торговая-Тихорецкая, с ориентировочной датой — начало второй декады февраля.

Рапорта в штаб полка Глубинин так и не отправил. Смутила канцелярская витиеватость и какая-то изощренная заумность, не свойственная его слогу. Он увяз в деепричастных оборотах: «…Уповая на порядочность… что ведется состоятельнее предусмотрительности… в непредвиденных обстоятельствах… доставаясь в удел моих верных правил чести офицера, во исполнении коих, я… в означенной непреложности находясь…»

Пятнадцатого февраля противник начал наступление.

Залп рассыпал шрапнель около окопов.

«Мой ангел покинул меня, я, верно, погибну…» — напевая, Глубинин вытащил портсигар.

— Дайте и мне «Грезы», штабс-капитан, — взмолился Необутов.

— Это табак, ротмистр. Чистый табак…

В комнате тогда густо пахло жженой марлей и еще чем-то горклым и приторным. Ни закуски, ни самогона Глубинин на столе не заметил. Лежал распечатанный пакет с травяной трухой.

— Что у вас тут, господа? — Глубинина поразили одинаково одутловатые, с беспокойными зрачками лица сидящих.

— «Принцесса Греза», — вяло сказал кто-то.

— Конопля, — алый кончик папиросы указал на бумажный пакет.

— И как ее употребляют? — Глубинин взял щепотку.

— Курят. Если у вас трубка — набивайте…

— У меня папиросы.

— Тем лучше. Выдуйте табак…

Для утрамбовки зелья использовались винтовочные патроны.

— Теперь шутки Необутова покажутся вам венцом остроумия…

Глубинин впал в дурашливое состояние, хохотал ужасно и вызывающе. Подобное творилось и с остальными.

— Вы, говорят, возите целую библиотеку?

— Пушкина не найдется?

— Я слышал, он славно сочиняет.

— Не читал!

— Господа! Честь имею сообщить вам сведения о поэте. Совершенно серьезно почитая Пушкина образцом, припоэчиваю: Пушкин — Поблядушкин!

Глубинин порывался уйти, но не мог. Ноги вращались вокруг своей оси. Ночью приснился кошмар: бородатый мужик в шинели с огромным щербатым топором гнался, Глубинин убегал, увязая, точно бежал по болоту.

Из компании опробовавших «Принцессу Грезу» после первых боев в живых остался только Глубинин, и пакет достался ему.

— Не побоюсь этого звука, — Необутов искусно издал губами кишечный выхлоп, — нам крышка! Вредный какой! — сказал с досадой Необутов и, оставив Глубинина, переполз к Мишелю и Николаше. — Угадайте, что означает «ejaculatio praecox»? — Мальчики, недавние гимназисты, были удивительно схожи меж собой, сентиментальные и назойливые. — Подсказываю — это то, чего больше всего боятся наши возлюбленные… — интриговал Необутов.

— Красного террора! — отозвался восторженный Николаша.

Глубинин подарил Николаше браунинг и теперь запоздало спохватился: «Такой разве что застрелиться сумеет».