Ноготок судьбы

В самом деле, французские войска покидали свои гарнизоны, чтобы отправиться в далекий поход на подкрепление остатков армии, действовавшей в Германии, и момент мог показаться благоприятным для возобновления мятежных попыток со стороны староиспанской партии, начинавшей уже весьма ощутительным образом волновать население в наших недостаточно хорошо умиротворенных провинциях. Власти, не расположенные разделять суеверие черни, видели в этом мнимом сборище демонов, верных часу своей ежегодной встречи, не что иное, как собрание заговорщиков, готовых снова поднять знамя гражданской войны. Было отдано приказание произвести тщательное обследование таинственной крепости, подтвердившее с полной очевидностью основательность вызвавших его слухов. Обыск здания обнаружил следы иллюминации и празднества, насчитывавшего, если судить по числу пустых бутылок, все еще продолжавших стоять на столе, довольно значительное количество участников.

В этом месте рассказа, воскресившем у меня в памяти неутолимую жажду и неумеренные возлияния Бутрэ, я не смог удержаться от взрыва судорожного хохота, который надолго прервал Пабло и настолько противоречил моему первоначальному душевному состоянию, что не мог не вызвать его живейшего изумления. Он внимательно на меня посмотрел, дожидаясь, когда я подавлю порыв своей нескромной веселости, и, увидев, что я успокоился, продолжал.

— Собрание некоторого числа людей, по-видимому, вооруженных и приехавших, без сомненья, верхом, потому что нашлись также остатки фуража, стало совершенно доказанным фактом. Но никого из заговорщиков в замке не обнаружили, и все попытки отыскать их следы оказались бесплодными. Никогда властям так и не удалось добиться хотя бы некоторых сведений относительно этого странного собрания, несмотря на то, что миновали времена, когда оно могло вызывать подозрение и преследование, и наступила пора, когда признаться в нем так же выгодно, как некогда его необходимо было скрывать. Отряд, посланный в эту небольшую экспедицию, готовился уже к возвращению, когда какой-то солдат обнаружил в подземельях молодую, причудливо одетую девушку, которой, казалось, владело безумие и которая не только не постаралась от него убежать, но, наоборот, бросилась к нему навстречу, произнося имя, не удержавшееся в его памяти. «Это ты! — закричала она. — О, как долго заставляешь ты себя ожидать…» Выйдя на свет и обнаружив свою ошибку, она зарыдала. Этой девушкой, как вы сами догадываетесь, была Педрина. Ее приметы, сообщенные несколько дней назад властям побережья, находились при командире отряда. Он поторопился отправить ее в Барселону, сняв в один из ее светлых моментов допрос по поводу необъяснимого происшествия в ночь под Рождество. Но в ее памяти сохранились лишь крайне смутные воспоминания, и ее свидетельства, искренность которых не вызывала сомнений, внесли еще большую путаницу в сбивчивую и без того информацию властей. Удалось установить только, что странная причуда больного воображения побудила ее искать в замке сеньоров де лас Сьерас убежища, обеспеченного ей правами рождения, что она проникла в него через узкий проход, оставленный развалившимися воротами, и что питалась сначала провизией, принесенной с собою, а затем — брошенной незнакомцами. Что касается этих последних, то она, по-видимому, их вовсе не знала, и сделанное ею описание их одежды, не свойственной никаким существующим ныне народам, было настолько лишено всякого правдоподобия, что его, не задумываясь, сочли воспоминаниями сна, смешанного ею с действительностью. Удалось установить также, что один из авантюристов или заговорщиков произвел на нее сильное впечатление и что только надежда отыскать его снова поддерживала в ней желание жить. Но она поняла, что его свободе, а может быть, даже и жизни угрожает опасность и самым настойчивым усилиям не удалось выпытать у нее секрет его имени.

Это место в рассказе Пабло в совершенно неожиданном освещении напомнило мне моего друга, при последнем вздохе которого я присутствовал. У меня сжалось сердце, мои глаза наполнились слезами, и я закрыл их рукой, чтобы скрыть от окружающих овладевшее мною чувство. Пабло, так же, как и в первый раз, прервал свою повесть и посмотрел на меня еще внимательнее, чем прежде. Я без труда прочел занимавшие его мысли и постарался улыбкой рассеять его опасения.

— Успокойся, мой друг, — сказал я ему откровенно, — и пусть тебя не смущают моя печаль и веселость, попеременно сменяющие друг друга и вызываемые во мне твоей необыкновенной повестью. Они совершенно естественны в моем положении, и ты легко это поймешь, когда я смогу тебе обо всем рассказать. Продолжай и прости, что я прервал твой рассказ; ведь приключения Инес еще не окончены.