Ноготок судьбы

Да, это была она, — в белом платьице, с чудесными белокурыми волосами, очаровательная, светящаяся надеждой, как еще не раскрывшийся весенний бутон, обещающий радость любви и долгое счастье жизни.

Ах, дорогое привидение, новый ребенок, пришедший на смену умершему. Смерть побеждена. Мой старый друг, поэт В., не выдумывал, ничто не исчезает бесследно, все возрождается, — красота так же, как и любовь. Голос матери зовет сегодняшних девочек, завтрашних возлюбленных, и они оживают под лаской солнца, среди цветов. Появление ребенка вернуло дому с привидениями молодость и счастье, дало ему наконец радость вновь обретенной вечной жизни.

Новелла «Анжелина, или Дом с привидениями» (1898) печатается по изд.: Золя Э.Собр. соч. в 26-ти т. Т. 23. М., 1966.

ПОЛЬ МАРГЕРИТ (1860–1918)

Заколдованный сад

I

— Я нахожу, — проговорил, обращаясь ко мне, де Венс, грея у огня свои холодные, длинные и тонкие, как у женщины, руки, такие холодные, что они от жара не согревались, а только краснели, — я нахожу, что помещения, в которых живут люди, наполнены какою-то особою, личною их атмосферой; в них как бы витают в невидимых атомах, в незаметных испарениях, частички человеческих душ. Только этим объясняю я то странное неприятное ощущение, которое испытываем мы, нервные люди, входя в жилища даже не обитаемые, принадлежавшие когда-то людям несимпатичным нам по духу, людям другой, чуждой нам породы или же тем субъектам, к которым мы могли бы относиться враждебно и недружелюбно…

Произнося эти слова, де Венс пристально глядел на меня своими странными, блестящими, ярко-синими глазами.

— Вот тебе доказательство того, что я не ошибаюсь, — проговорил он. — Ведь ты согласен с тем, что нам плохо спится в гостиницах? И не боязнь воров лишает нас сна. Нам просто не спится от сознания, что многие незнакомцы жили до нас в этих самых комнатах, спали на одной и той же постели, ступали по одним и тем же коврам, вытирались одними и теми же полотенцами. Вид какой-нибудь позабытой шпильки или пуговицы от жилета, найденной в ночном столике, так неприятно действует на нас, что нам начинает казаться, что мы ошиблись комнатою и что вот-вот дверь отворится и кто-нибудь войдет к нам…

Де Венс продолжал говорить, стоя у окна, на сером фоне которого рельефно выделялся высокий тонкий силуэт молодого человека, казавшийся мне еще тоньше от его черного костюма. Со дня смерти его жены, умершей три года тому назад, мой приятель не оставлял траура.

— Никогда не чувствовал я так сильно влияния незнакомой мне обстановки, — продолжал он, — как в те зимы, во время которых болезнь моей бедной жены заставляла нас перекочевывать из Ниццы в Алжир, из Алжира в Палермо, из Палермо в Канны. Нам приходилось устраиваться в виллах, ежегодно сдаваемых выздоравливающим или же умирающим космополитам; их банальная роскошь все-таки напоминала нам меблированные комнаты. Виллы эти, по расположению своих веранд, построенных на итальянский лад, по своим большим, широко раскрытым окнам, через которые врывались целые потоки ярких солнечных лучей, походили скорее на санатории для больных, нуждающихся в солнце и тепле. Особенно ярким сохранилось во мне воспоминание об одном доме и цветущем саде, которые, на мой взгляд, были положительно заколдованы. Воздух, которым мы там дышали, вредно отзывался на нас, он точно околдовал наши сердца, в нем носилась какая-то сладостная истома, парализовавшая нашу волю. Он действовал на нас так, как действует на людей, живущих в лесных чащах, злокачественная малярия. Только впоследствии понял я причину этого странного состояния.

Проговорив это, де Венс в продолжение нескольких минут глядел молча на огонь. Затем он продолжал;