– Я так понимаю, ты не расскажешь, кто тебя нанял?
– Боюсь, что нет, сэр. Вы же знаете правила.
Ваймс мрачно кивнул.
– На той неделе мы привели на суд к патрицию сына леди Силачии, – сказал он. – Этому юнцу не помешало бы усвоить, что «нет» значит «нет», а не «да, пожалуйста».
– Не исключено, сэр.
– А еще этот сынишка лорда Ржава. Видишь ли, нельзя стрелять в слуг за то, что они перепутали местами твои туфли. Иначе начнется форменный бардак. Пускай учится отличать правую сторону от левой, как все люди. И правую от неправой.
– Да, сэр, я слышу.
– Кажется, мы зашли в тупик, – заметил Ваймс.
– Похоже на то, сэр.
Ваймс прицелился и бросил кусок угля бронзово-зеленому дракончику, который ловко его поймал. Жар становился все сильнее.
– Чего я не понимаю, – сказал он, – так это почему почти вся ваша братия пытается меня достать или дома, или в конторе. Я же, в конце концов, все время брожу по городу. Могли бы пристрелить меня на улице, разве нет?
– Что, сэр? Как какие-то обычные головорезы?
Ваймс кивнул. У Гильдии Убийц были свои представления о чести – пускай смутные и извращенные.
– И сколько за меня просят?
– Двадцать тысяч, сэр.
– Могли бы и поднять цену, – заметил Ваймс.
– Совершенно согласен.
«Если он вернется в гильдию – так и будет», – подумал Ваймс. Убийцы всегда высоко ценили собственную жизнь.
– Давай-ка прикинем, – сказал Ваймс, изучая кончик сигары. – Гильдия забирает пятьдесят процентов. Остается десять тысяч долларов.
Убийца, судя по всему, обдумал это, затем потянулся к поясу и довольно-таки неуклюже кинул Ваймсу кошель. Тот поймал его на лету.
Потом Ваймс поднял арбалет.
– Сдается мне, – сказал он, – что если кого-то вдруг решат отпустить из сарая, у него есть все шансы добраться до двери, отделавшись несколькими легкими ожогами. Если этот кто-то окажется проворным. Насколько ты проворен?
Ответа не последовало.
– Конечно, этому кому-то нужно
Тетива едва заметно дрогнула.
Убийца, наблюдающий за его действиями вниз головой, кажется, перестал дышать.
Ваймс как следует раскурил сигару – пока ее кончик не стал похож на адское пламя. Затем вынул ее изо рта и прислонил к натянутой бечевке, так чтобы еще чуть-чуть – и та начала тлеть.
– Дверь я запирать не стану, – сказал он. – Я, в конце концов, благоразумный человек. Буду с интересом наблюдать за твоими успехами.
Он кинул дракончикам остатки угля и вышел наружу.
День в Анк-Морпорке снова обещал быть насыщенным, и он едва начался.
На подходе к дому Ваймс услышал свист, щелчок и звуки, явно говорящие о том, что кто-то стремглав несется к пруду. Он улыбнулся.
Вилликинс ждал его, держа в руках камзол.
– Сэр Сэмюэль, не забудьте, что сегодня в одиннадцать у вас аудиенция с его превосходительством.
– Да-да, – сказал Ваймс.
– А в десять вам нужно зайти к геральдистам. Ее светлость донесла это очень недвусмысленно, сэр. Если быть точным, она выразилась так: «Скажи ему, что на этот раз не отвертится», сэр.
– Хорошо.
– И ее светлость просила, чтобы вы постарались никого не бесить.
– Скажи ей, что я постараюсь.
– Ваш паланкин снаружи, сэр.
Ваймс вздохнул.
– Спасибо. У нас человек в пруду. Вылови его и налей ему чаю, ладно? Думаю, этот парень далеко пойдет.
– Непременно, сэр.
Паланкин. Ах да, паланкин. Свадебный подарок от патриция. Лорд Витинари знал, что Ваймс любит ходить по городским улицам, и подарок, который этому препятствовал, был вполне в его духе.
Паланкин ждал снаружи. Двое носильщиков выжидающе выпрямились.
Сэр Сэмюэль Ваймс, командор Городской Стражи, снова взбунтовался. Может, и надо было пользоваться этой проклятой штуковиной, но…
Он посмотрел на переднего носильщика и указал на дверцу паланкина.
– Залезай, – скомандовал Ваймс.
– Но сэр…
– Сегодня отличное утро, – сказал Ваймс и стянул с себя камзол. – Я сам поведу.
У капитана Моркоу из Городской Стражи Анк-Морпорка был выходной, и он предавался обыденным занятиям. Сперва он позавтракал в одном из близлежащих заведений. Потом сел писать письмо домой. Это всегда давалось ему нелегко. Письма от родителей были неизменно интересными, полными сводок о горных работах и радостных новостей о новых шахтах и многообещающих пластах породы. Ему же оставалось писать только об убийствах и подобных вещах.
Он пожевал кончик карандаша.