Ночные всадники

– Александр Николаевич! – обрадовался питерец. – Вы когда мне десять рублей отдадите?

– А… у меня опять нет при себе такой суммы.

– Петр Яковлевич! – обратился сыщик к полицмейстеру. – Что это у вас частные приставы так мало жалования получают? Десяти рублей при себе не иметь! Надо поставить вопрос перед городской думой.

– Да вроде никто не жалуется, только вот коллежский асессор Воскресенский.

– Тогда может одному ему повысить? Как самому недостаточному.

Частный начал закипать. Но Яковлев перевел речь на серьезную тему:

– Господин пристав! Арестуйте и доставьте сюда временно-нижегородского купца Голяшкина.

– Позвольте письменное распоряжение…

– Ждет вас в канцелярии.

– Э-э… а на каком основании мне произвести арест?

– Там все написано. Выполняйте!

Воскресенский вышел с таким лицом, словно его послали на верную смерть.

Через два часа купец был доставлен. Лыков принял его опять в кремле, подальше от ярмарочной суеты.

Голяшкин оказался высоким сильным мужчиной с решительным лицом. Понятный типаж! Умный, властный, умеет подчинять себе людей… Действительно, как Лобов, только калибром помельче.

– Здравствуйте, Пров Прович. Я Лыков. Слыхали уже?

– Слыхал. Ополчились вы на меня, господин надворный советник. Оговорил кто-то, а вы и поверили.

– Если оговорил, то разберемся и отпустим.

– Разбираться придется с моим поверенным.

– Не советую лезть в бутылку, Пров Прович. И справлять нужду против ветра.

– Что так?

– С властью не шутят.

– А вам с нами можно шутить?

– Лично я с вами не шучу. А ищу убийцу.

– А я при чем?

– Ну, «хозяин Кунавина»!

– За это не арестовывают!

– Правильно. Но зарвались что-то вы. Страх потеряли. Решил я изъять вас из обращения для пользы общества.

– Изъять? Для этого, господин надворный советник, одного желания мало. Тут законные основания нужны. А я, как известно, ничем таким не занимаюсь.

– Основания как раз имеются. Вы арестованы за преступление против веры.

Голяшкин чуть не упал со стула:

– Что-что? Какое еще преступление?

– Ну вы ведь баптист? Вон и в паспорте вашем указано.

– Баптист! Но какое же в том преступление? Секта баптистов, чтобы вы знали, законом от двадцать седьмого марта тысяча восемьсот семьдесят девятого года признана дозволенной. Ха-ха! Не знает законов, а туда же…

– Рано смеетесь, Голяшкин. Законы я знаю, и получше вас. По букве того же закона, баптисты есть секта евангелическо-лютеранской церкви. И русских баптистов, значит, быть не может. Это старая уловка штундистов, которые много лет ложно толковали указанный вами закон к своей пользе. Но давеча вышло разъяснение Министерства внутренних дел, вот оно, читайте. Поэтому вы, Пров Провыч, не баптист никакой, а штундист.

– А хоть бы и так! – не моргнув глазом, ответил «иван». – За это ведь тоже не наказывают.

– За само участие в секте – да. Но вы же совращали православных вступить в штундисты!

– Я совращал? – поразился Голяшкин.

– Конечно! У меня есть показания содержащегося в тюремном замке арестанта Бурсакова. Он прямо заявляет, что вы уговаривали его вступить в секту. И сулили за это награду.

Бурсаков был уже осужден на поселение и вот-вот собирался отбыть в Якутию. Он приехал на ярмарку, как «залетный», гастролер из Первопрестольной, и здесь попался. Москвич и авторитетный чистяк[22] плевать хотел на Голяшкина. Сыскные попросили помочь, он и согласился. За это в статейные списки Бурсакова внесли пометку о смягчении режима. Рука «хозяина Кунавина» до Сибири не дотягивалась, а место для отбытия поселения – то, от чего может зависеть и жизнь! Есть улусы потеплее и побогаче, а есть такие, что сгниешь в первую же зиму. Обо всем этом Лыков вчера поговорил с осужденным, и тот подмахнул бумажку…

«Иван» был поражен, а Лыков кинулся его добивать:

– Так что, согласно статье сто девяносто шестой Уложения о наказаниях исправительных и уголовных, светит вам ссылка в отдаленные районы Сибири! Но это ерунда. Донос Бурсакова нужен мне лишь с одной целью: устроить у вас обыск. Если там что-нибудь отыщется, перелицуем статью на более серьезную. Не отыщется – оставим прежнюю. Но здесь вам уж никак нельзя будет остаться.

«Иван» нахмурился. Вот так оборот! Главаря фартовых не смогли поймать на уголовном преступлении. Посредники, адвокаты, лжесвидетели – не подберешься. И вдруг статья за преступление против веры! Смешная для патентованного бандита. Но это повод засадить за решетку. И развязать руки полиции. Если обыск откроет новые факты, то и до каторги можно дорасти. Бухгалтер уже в кутузке. Плохо дело!

Голяшкин посмотрел на сыщика волчьим взглядом и сказал:

– Слышь, надворный, тебе чего надо? Денег? Скажи сколько – поторгуемся. Глядишь, и договоримся. Человека моего, Солныченко, засадил. А теперь и до меня добрался. Чего ты хочешь?

– Я хочу найти убийц городового Второй Кремлевской части Якова Одежкина. И проститутки Феклы Угодниковой.

– Ну? А я тебе не даю, что ли?

– Твои люди их кончили?

– Нет.

– Врешь, Пров. Без тебя такое дело провернули? Ты ведь стоял за аферой с билетами?