Ночные рассказы

— Нагорная проповедь, — сказала Шарлотта удовлетворённо, — содержит в себе радикальную теорию о любви. Спаситель в ней представляет самого себя, как того, кто несёт человечеству знание о сути любви, которая когда-то существовала, но была утрачена. Это первое в мировой истории интуитивное изложение того, что мы должны здесь доказать: что любовь подвержена распаду.

— Было бы интересно, — заметил врач, — послушать мнение Спасителя о такой трактовке.

— Когда-нибудь, — угрожающе произнесла Шарлотта, — мы пригласим его в лабораторию и спросим.

В тот вечер Шарлотта Гэбель впервые во всех деталях описала эксперимент своему сотруднику, и врач слушал её с глубоким волнением. Сидя за маленьким столиком в саду, они проговорили всю ночь, а по небесному куполу двигались те же созвездия, что сияли в их пролетевшие за работой датские ночи. Теперь время года переместило звёзды на запад, а переезд Шарлотты и врача на юг сдвинул их к северу, и что-то другое, трудно объяснимое как будто приблизило их и сделало более доступными. Когда Шарлотта закончила своё объяснение, врач, который не прикасался к ней с того тягостного вечера десять лет назад во дворце Кольбера, схватил её руку, но на сей раз прикосновение было смиренным, просительным и восторженным.

— Вы, — воскликнул он, — первооткрыватель, который нашёл узкий опасный пролив, ведущий от науки к искусству, и теперь, пренебрегая всякой личной безопасностью, направляетесь туда.

Шарлотта скромно отклонилась назад и посмотрела во тьму, на силуэт того, что врачу казалось похожим на большую бочку.

— Тот, кто ищет, должен найти, — сказала она.

В течение зимы 1928 года Шарлотта Гэбель и её ассистент провели шесть экспериментов с шестью разными людьми. Всё проходило в обстановке полной секретности. Шарлотта никогда позже не упоминала об этих экспериментах. Каждый из них продолжался по два дня, и участвовавшие в них люди до конца своих дней сохраняли упорное молчание о тех сорока восьми часах, которые они провели за высокими стенами.

Нет никаких сомнений в том, что первые опыты завершились неудачей и что, во всяком случае, врач в январе 1929 года стал опасаться, что они никогда не смогут добиться успеха.

В конце февраля Шарлотта увидела в Париже Пьера, того самого глупого садовника с Блайдамсвай. Она вернулась к своей привычке юности — гулять по набережным Сены, когда ей нужно было поразмышлять, — там ей казалось, что мысли её текут спокойно и щедро, как воды реки, — и во время одной из прогулок, проходя по Новому мосту, она обратила внимание на скопление людей посреди маленькой площади позади табачной лавки «Генрих IV».

Люди смотрели на садовника. Сначала Шарлотту захлестнул прилив гнева, который чуть было не смыл её в Сену, но какое-то удивившее её интуитивное чувство подсказало ей, что молодой человек изменился.

Он был один и разыгрывал чудное представление, состоявшее в том, что из мелких событий окружающего мира создавал прямо на глазах зрителей свои собственные композиции. Какая-то женщина проходила мимо, держа за руку ребёнка, и он одним движением, совершенно незаметным для неё, вынимал из её руки руку ребёнка и вместо этого давал ей свою. Согнув колени, он следовал за женщиной, пока смех зрителей не заставлял её опустить глаза и с криком броситься назад за ребёнком. После чего Пьер, заметив мужчину, который шёл мимо с двумя борзыми, начинал рычать так похоже на собаку, что борзые вдруг теряли самообладание и затевали драку. Шарлотта почувствовала непреодолимое желание подойти поближе. Находчивость и энергия садовника были полны безрассудства, безразличия к самому себе, в нём начисто отсутствовал страх перед условностями. «Для него, — подумала Шарлотта, — в это мгновение не существует ни прошлого, ни будущего».

Оказавшись внутри круга зрителей, она увидела, как садовник неожиданно рухнул на мостовую. На минуту ей стало страшно за его жизнь, пока она вместе со всеми остальными не догадалась, что он симулирует сердечный приступ, чтобы из своего лежачего положения заглянуть ей под платье. При этой последней выходке он потерял симпатии публики, и его обступили помрачневшие мужчины. Испуганный, но без всякого сожаления, он поднялся и какое-то мгновение смотрел Шарлотте в глаза. И тут ей стало ясно, что с ним что-то произошло, потому что во взгляде его не светилось узнавания, голубые глаза были пусты и безжизненны, словно необитаемая комната. Но, как позже отметила про себя Шарлотта, вся его фигура, когда он убегал, выражала радость идиота от того, что он привлёк внимание.

В тот вечер Шарлотта написала Бору и в конце письма задала несколько вопросов о его садовнике.