Одним махом она убрала всё окружающее и всех зрителей, чтобы оперировать как можно меньшим количеством переменных. Потом она представила себе, что подходит к юноше, поднимает голову и целует его. Одним лёгким движением (которое, к сожалению, возможно только в лаборатории) она скинула с себя платье, туфли и нижнее бельё. Она представила себе его изумление, его трепет, его возбуждение, и она прижалась к нему, и, царапая его кожу, пальцы её медленно спустились от его пупка вниз. Она расстегнула брюки, освободила его член, встала на цыпочки, приподняла одну ногу и медленно скользнула к нему.
До настоящего времени этот и все другие предпринятые ею ранее опыты производили глубокое ощущение счастья, которое она запомнила по своему первому эксперименту в Сен-Клу. И вслед за первым экспериментом во всех остальных присутствовало сознание смерти. Она знала, что уже сейчас, после первого раза, в его глазах появится отблеск будущего, того равнодушия, которое он уже начал чувствовать, а вслед за этим появились другие картины, и наконец последняя — он уходит, а она остаётся, одна со своей безответной страстью.
Тут неожиданно всё внутри неё сложилось в некую композицию. Она рывком выпрямилась и быстро и целеустремлённо пошла дальше по мосту к другому берегу, а внутри неё, словно оползень, проносились размышления и вычисления.
В один миг она вспомнила весь свой эмпирический материал, всех тех мальчиков и мужчин, которые, сами не зная того, любили и предавали её в воображаемых лабораторных условиях, представила себе всю эту напрасно потраченную любовь в виде сплошного инфракрасного теплового потока, направленного в космическое пространство, или в виде золотистых вод, ушедших в канализацию, и тогда она сформулировала первый закон любви.
— Только человек, — сказала Шарлотта самой себе, — который представляет собой закрытую систему, сохраняет свою любовь.
Подставив лицо к солнцу, она ощутила его тепло и почувствовала огромный прилив сил при мысли о том, что её одиночество опирается на закон природы.
— И можно определить коэффициент использования любви, — продолжала она, — только в первый раз человек любит в полную силу. В каждый последующий раз его любовь слабее, чем в первый.
Её поразила мысль, что её собственная постоянно растущая страсть не очень-то соответствует этой модели.
— Но я, — сказала она самой себе, — ведь никогда не любила, и поэтому моя энергия остаётся неизменной, и так и будет продолжаться, потому что, — и тут она сформулировала третий закон, — потому что единственная любовь, к которой стоит стремиться, это вечная любовь, а она невозможна, поскольку в любой системе, которая открывается другой системе, теряется энергия. Не существует, — продолжала Шарлотта, — не может существовать никакого любовного perpetuum mobile.
Никогда прежде она так исчерпывающе не формулировала опыт, накопленный ею за двадцать один год жизни, но на этом она не остановилась, напротив, мысль её бешено забила хвостом, оторвалась от поверхности и устремилась ввысь к голубому небу.
— Что же произошло, — спросила она себя, — со всей той энергией, которую люди на протяжении истории теряли в своих напрасных попытках достичь друг друга, где любовь Бальзака к ста женщинам — по женщине на каждый роман «Человеческой комедии» — и где тот безутешный плач, который всегда звучал за цинизмом Бодлера, и где безграничное сострадание Золя?
— И где же, — спрашивала она саму себя, и глаза её наполнились слезами, — где те магнитные бури, в которые вовлекали меня мальчики и мужчины, и где те силы, благодаря которым я устояла? — И сама ответила на этот вопрос: где-то же они должны остаться, должны найтись их следы, энергия может рассеиваться, но она никогда не может исчезнуть.
Бредя сквозь парижскую весну, мимо мужчин, которые, оборачиваясь ей вслед, думали, что если можно представить себе солнце на двух ногах, то вот оно, рядом, она была полностью слепа ко всему окружающему. Но внутри себя она пробиралась сквозь лес открывающих новую эру знаний.
Позади неё остался юноша на Новом мосту, и, пройдя мимо, она забыла о нём. Но наблюдатель всегда влияет на условия эксперимента, и юноша остался стоять словно парализованный, потому что взгляд Шарлотты впрыснул невидимый яд кураре в его сердце и потому что он никогда прежде не видел на улице молодых женщин в платье без рукавов с небритыми подмышками, а у Шарлотты под мышками были большие пучки волос. Но больше всего его поразило то, что он узнал в Шарлотте маленькую девочку, которую в далёком прошлом видел однажды — и потом больше никогда не встречал.
Когда к нему вернулась способность двигаться, оказалось, что его ботинки на деревянных подошвах накрепко вросли в свежий асфальт. Их пришлось отдирать стамеской, но на дороге остался ряд необъяснимым образом резко обрывающихся человеческих следов, как будто здесь кого-то вырвали из жизни и подняли на Небеса. Или это было подтверждение правоты Шарлотты в её безумной идее о том, что пережитая человеком страсть всегда оставляет за собой какие-то следы.