Ночной вызов

— Да ничего особенного: крашеная шатенка лет тридцати пяти… или не знаю, кто их разберёт… Когда говорит, слегка кривит рот и губы поджимает, словно сердится, а сама вроде бы и не сердится, просто привычка у неё такая… Часы у них на стене с кукушкой, но кукушка, кажется, сдохла…

Тамара всплеснула руками, запрокинула голову, вскрикнула, что–то попыталась сказать, но это у неё не получилось — задохнулась, закашлялась, заплакала.

— Ты что? — испугался Чиликов. — Тамара…

— Это ж брат мой! Очень он после армии астмой мучался…

— Да может быть и не он вовсе. Что же ты так вот сразу?.. Тамара…

— Он! Чует моё сердце — он, Колька!..

Долго Чиликов отпаивал её валерьянкой и корвалолом, уговаривал, гладил её руки. Усадил в кресло, принёс воды, хотел спросить что–то — но она только отмахнулась, прижала ладони к лицу, забормотала невнятное («Говорила ведь ему, говорила — не слушал, смеялся, отшучивался…»), вздрагивая всем телом и качая головой. А когда, наконец, затихла, Чиликов спросил:

— А где же старуха?

— Какая старуха?

— Ну, такая… тощая, как ведьма, скрюченная…

— Так ведь нету у нас таких…

— Может быть, санитарка какая?

— Ночью у нас здесь откуда взяться санитарке?

— Или к кому–нибудь родственница приходила? Заблудилась, пошла искать выход, вошла не в ту дверь…

— Это ночью–то?.. Да я всё равно знала бы об этом…

«Час от часу не легче, — подумал Чиликов. — Померещилось мне, что ли?»

— Знаешь, Томка, — озадаченно сказал он, — вижу её — вот как тебя сейчас. Стоит в двери и смотрит. И молчит…

— О господи! — испугалась медсестра. — Да кто же это? Когда это было?

— Минут за сорок до вызова в Понюшкино… Ч-чёрт! не приснилась же она мне, в самом–то деле?!

— Ну, не знаю…

— Мы приехали в Понюшкино, а там нам сказали, что он… ну, твой брат… умер час назад…

— Боже! — схватилась за сердце Тамара.

— Вот я и думаю: что за старуха такая? К кому она приходила минут за сорок до вызова?..