Ночной вызов

Один Сергей Рябинин, ассистент Пескишева, придерживался иной точки зрения и считал, что Фрейд здесь ни при чем, что у Ивана Ивановича мозг постоянно перевозбужден, работает по законам, отличным от обычных, и именно это позволяет ему часто быть таким проницательным. Кстати, и сам Бобарыкин, посмеиваясь, не возражал против этого.

Сергей однажды решил проверить свое предположение на личном опыте. Однако, выпив рюмку водки перед клиническим разбором, так поглупел, что был способен лишь улыбаться и твердить, что он согласен. А вот с кем и с чем согласен, так и не смог объяснить.

Поскольку в конце концов Сергей стал подозрительно болтливым и не в меру шумным, Пескишев усомнился в состоянии его здоровья и попросил Бобарыкина заняться им.

- Это все диссертация виновата, переутомился, бедняга, - высказал предположение Бобарыкин, предусмотрительно умолчав, что именно сам уговорил Сергея на неудачный "эксперимент".

Иногда случалось, что Бобарыкин куда-то исчезал на целый день. Однако обвинить его в отсутствии на работе было трудно: спозаранку он обходил все кабинеты, со всеми здоровался - все его видели. В конце рабочего дня он приходил в клинику, чтобы попрощаться с сотрудниками. Если кто-нибудь спрашивал, где же он был целый день, Бобарыкин уверял, что консультировал больных в других отделениях. Никто никогда не проверял его утверждения: больница большая, отделений много, попробуй найти человека... В этом отношении Бобарыкин был не одинок, подобным приемом пользовались и другие сотрудники.

Сегодня Бобарыкин пришел в клинику как никогда рано не для того, чтобы вскоре исчезнуть, а чтобы сообщить Пескишеву об одном неприятном для него разговоре. Дело в том, что вчера, сидя в приемной ректора, он слышал, как Цибулько поносил Пескишева за бестактность, оскорбительные выпады против него и какое-то заключение, написанное Федором Николаевичем "курам на смех". А вот какое, Бобарыкин так и не понял, потому что в это время ректор пригласил Цибулько к себе.

Пескишев относился к Бобарыкину доверительно, никогда не обижал придирками и замечаниями, а на его слабость смотрел сквозь пальцы: понимал, что старика не переделаешь. Не допекал научной работой, считая, что с Ивана Ивановича вполне достаточно педагогической и лечебной. И хотя манера ведения практических занятий Бобарыкина казалась ему по меньшей мере странной, он оправдывал ее глубокими знаниями студентов. В общем жили они дружно, помогая друг другу в меру своих сил.

Выслушав Бобарыкина, Пескишев поблагодарил его и высказал сожаление, что он действительно вчера зря погорячился и, возможно, сказал что-то лишнее, оскорбительное для Цибулько.

- Лишнее для Цибулько? - переспросил Бобарыкин. - Ну, это вы зря. Что касается Цибулько, то ничего не может быть лишнего, если даже кто по морде ему даст. Знаю я этого прохвоста еще по годам его учебы в институте. Он тогда сосунком был, но надежды подавал большие.

Дальнейший разговор о Цибулько был Пескишеву крайне неприятен. Видя доброе расположение Бобарыкина, он попросил его связаться с Верхнегорской районной больницей и уточнить диагноз больной, фамилию которой так и не вспомнил. Бобарыкин спросил, когда Пескишев был в Верхнегорске, каков предполагаемый диагноз, и пообещал это сделать немедленно.

- Зачем фамилия? Она ведь скорее всего умерла, а таких больных умирает не много, всех знают. Можете быть спокойны, сделаю наилучшим образом.

7

Кафедра Пескишева была невелика: профессор, доцент, два ассистента и два лаборанта - вот и весь штат, если не считать аспиранта, человека на кафедре временного. Честно говоря, Федору Николаевичу не с кем было заниматься большой наукой, если бы не проблемная научно-исследовательская группа, сотрудники которой изучали мозговой инсульт - проблему весьма актуальную, но пока малопродуктивную: больных много, летальность высокая, а результаты лечения весьма скромные.

Особое место на кафедре занимала ассистент Зоя Даниловна Пылевская.