Еще не совсем стемнело, и тени гор продолжали тянуться, отблеск света задержался на западе, но перед открытыми глазами Джерри стояла полночь. Он не боролся, не кричал, не корчился в судорогах. Джерри закрыл глаза, что придало ему сходство с трупом, но сразу же их открыл и улыбнулся. Ветер погладил его растрепанные волосы. Джерри никогда не выглядел столь живым, как в момент смерти. Толстяк поднес зеркало к приоткрытым губам, изучил стекло и медленно отступил к дверям, глядя на Мака Стрэнна.
— Мак, — выдавил он, — все кончено. Я должен предупредить: что бы ты ни делал, ради Бога, оставайся в рамках закона! — И ужом выскользнул через дверь наружу.
Но Мак не поднял головы и не посмотрел вслед Мэтьюзу. Он сидел, держа вялую руку Джерри, а его взгляд рассеянно блуждал по видимым из окна крышам городка.
Сумерки сгущались с каждой секундой, однако хотя восточные скаты каждой крыши стали черными, западные оставались светлыми. Здесь и там в верхних окнах зажигался и гас свет. Мир засыпал, но Джерри уже никогда не проснется.
Это казалось невозможным.
Ночь на море, когда ветер бешено треплет облака, огромные волны вздымаются над миром, шторм разносит в щепы крепкие корабли, сотни людей стонут и кричат в ужасе от близости конца — вот как должна выглядеть сцена смерти Джерри Стрэнна!
Или в битве, когда сотни людей идут в атаку, повинуясь взмаху руки вождя, — вот смерть для Джерри! Удар молнии в тот миг, когда Джерри скачет и распевает песню, — вот достойная для него смерть!
Но умереть так — с улыбкой на устах! Чувствовалась какая-то незавершенность. Несостоявшаяся схватка со смертью должна была произойти, а гнев и жажда разрушения извергнуться в полную силу. Может ли взорваться бомба беззвучно, не причинив никому увечий?
Однако Джерри Стрэнн умер, а весь мир продолжал жить. Кто-то скакал вниз по улице и весело окликал приятелей, поднимая невидимую пыль, которая влетала в открытое окно и достигала ноздрей Мака. Где-то вдали тихо плакал ребенок, а мать утешала чадо, словно кудахтавшая курица. И только!
А ведь всем следовало вопить, плакать, проклинать и молиться, так как умер красавчик Джерри. Должна наступить гробовая тишина и ожидание удара возмездия, потому что закрылись самые светлые глаза, самая крепкая рука бессильно упала и стих голос, заставлявший всех трепетать.
Но не было ни молчания, ни плача. Не разнесся над спящим городком и громоподобный глас, предупреждающий о грядущем возмездии, потому что Джерри Стрэнн умер. Неподалеку кто-то в кухне гремел кастрюлями и ругал собаку, отгоняя наглое животное от задней двери. Окружавшие звуки остались прежними, жизнь редко бывает громкой. Все звуки стекаются в бесконечную реку, чья монотонность нарушается шумом, помогающим понять, что люди спят или проснулись, голодны или сыты. Но если один звук стих в темноте, а все прочие, сопровождавшие его, не стали ни громче, ни тише, ничего не меняется.
Высокая костлявая фигура Весельчака на цыпочках появилась из-за спины Мака, склонилась к мертвому лицу. Лэнгли ухмылялся. Его тело содрогнулось в конвульсиях, а кадык поднялся и опустился. Весельчак скользнул в сторону, и осторожно, дюйм за дюймом прошелся по комнате, пока не увидел лица Мака. Сейчас Мак напоминал ребенка, и лицо его выражало только удивление.
Наконец ухмылявшиеся губы Весельчака хрипло произнесли:
— Разве ты не собираешься закрыть ему глаза, Мак?
Огромная голова качнулась, и Мак посмотрел на Весельчака. Тот едва успел убрать ухмылку со своего лица.
— Разве он не должен видеть свой путь? — спросил Стрэнн-старший и снова уставился на мертвеца.
Весельчак отшатнулся к двери, его маленькие блестящие глазки расширились от ужаса, но обаяние смерти снова толкнуло Лэнгли к кровати.
— Похоже, будто Джерри возвращается домой, Весельчак, — прохрипел Стрэнн. — Видишь, как он улыбается?
Стервятник погладил свои впалые щеки. Казалось, он проглотил свое молчаливое веселье.
— И его руки, — продолжал Мак, — они совсем как живые, только становятся все холоднее. Он не переменился, нет. Верно, Весельчак? Вот только он смотрит на что-то далеко отсюда. Похоже, парень этим очень увлечен, верно? — Он наклонился поближе, его речь слилась в странное спокойное бормотание. — Джерри, что ты видишь?
Весельчак задохнулся в ужасе и снова отшатнулся к двери.
Мак положил свою огромную ладонь на плечо брата и громко спросил:
— Ты разве не слышишь меня, приятель? — Внезапный страх охватил его душу. Мак упал на колени, и пол под ним застонал и заскрипел. — Джерри, что с тобой? Ты сердишься на меня? Разве ты не хочешь со мной поговорить? Ты забыл меня, Джерри? — Мак схватил труп за плечи и повернул лицом к себе. На мгновение глаза спрятались в тени. Мак с трудом поднялся и виновато сказал стоявшему у двери Весельчаку: — Я на минуту забыл, что его нет в живых. — Он пристально посмотрел на костлявую фигуру ковбоя. — Между нами, Весельчак. Ты думаешь, что Джерри меня забудет?