Ночной обход

Я вскочил на ноги и попытался осознать, где была реальность, а что оказалось сном.

– Как-то вы странно выглядите, – покачал шеф головой, внимательно разглядывая меня. Затем взял стоявший на столике у дивана стакан с остатками напитка и принюхался.

– Там просто кока-кола, – как можно убедительнее сказал я и протер глаза. – Вот, черт, ну и сон мне приснился.

– Так, может, домой? И выспаться? – предложил шеф.

– Спасибо, но вначале в морг, – покачал я головой и стал переобуваться. Пол в морге был не самый чистый.

Сквозь осеннюю листву росших на территории больницы каштанов, сквозь несущиеся по небу рваные облака светило утреннее солнце. Я остановился и, задрав голову вверх, прищурился – после дежурства дневной свет всегда кажется ярче. Разглядывая кусочек высокого голубого неба, я подумал, что, наверное, есть в мире другая работа и другая жизнь – без болезней, без умерших, без утренних телефонных звонков, когда нужно сообщать людям о смерти… Жизнь, когда утром идешь в офис или в кафе, а не в морг, до которого я уже, собственно, и дотопал. Пройдя быстрым шагом сквозь комнату, заполненную плачущими людьми, затем проскочив помещение, где были выставлены образцы гробов, я перевел дух и стал подниматься по старым каменным ступеням на третий этаж. Запах здесь стоял еще более противный, чем внизу. Впрочем, в ординаторской, где ждала меня моя бывшая сокурсница, работавшая патологоанатомом, пахло меньше.

– Что-то ты долго, – поприветствовала она меня. – Да и вообще давно тебя не видела. Чаю хочешь? Или кофе?

Она сидела за компьютером и печатала какой-то отчет. Справа от нее стояла чашка с горячим чаем, слева на блюдце покоился надкусанный бутерброд. Вместо салфетки лежал лист белой бумаги А4.

Я вежливо отказался, и мы пошли в секционный зал.

«Единственный диагноз, который меня хоть как-то успокоит, – это тромбоэмболия легочной артерии», – размышлял я по пути.

– О чем задумался? – поинтересовалась у меня доктор.

– Да так, стихотворение вспомнил. «Чем пахнут ремесла», – отшутился я. – Джанни Родари, помнишь такого?

– Ой, можно подумать, у вас розами пахнет! – парировала бывшая сокурсница. – Прошу! – И она распахнула передо мной старую деревянную дверь.

Стараясь не глазеть по сторонам, дышать поверхностно и ни до чего не дотрагиваться, я стал наблюдать процесс аутопсии моего пациента, или, проще говоря, вскрытия. Больше всего в этот миг мне хотелось исчезнуть из морга, из больницы и утратить память на текущие события, как больной Альцгеймером.

Не буду утомлять вас подробностями, а их было прилично – звуки, запахи, вид внутренних органов… Тем более что у соседнего мраморного стола тоже кипела работа. Однако все эти факторы помогли мне справиться с эмоциями и сосредоточиться на патологоанатомической процедуре.

– Наконец, самое интересное. – Она быстрыми и точными движениями нарезала небольшой, серого цвета участок мозга. – Таламус чистый… а вот мост и продолговатый мозг… смотри сам! Вот очаг, видишь?

– Подожди, я так быстро не могу. – Я разглядывал лежащую у нее на ладони важную часть головного мозга.

– Даже без микроскопа видно. – Она указала кончиком длинного и узкого ножа на точку в несколько миллиметров диаметром. – Так что все сходится. Умер от того, от чего лечили. Стволовой инсульт. Молодцы!

– Смеешься, что ли? – Я недовольно посмотрел на нее. Патологоанатомические шутки хуже хирургических. Особенно для реаниматолога.

– Почему смеюсь? – удивилась она. – Я на днях вскрывала мужчину, он от остеохондроза лечился, а умер знаешь от чего? Пришлось расхождение поставить…

– Слушай, – прервал я рассказ, – а у нашего ничего больше нет? Если честно, то я думал про тромбоэмболию.

– Ну ты же сам смотрел! Легочная артерия, легкие – все чистое! – Патологоанатом всплеснула руками. – Есть признаки гипертонии, которую он, поди, не лечил, атеросклеротические бляшки уже есть. Видишь? И он же, наверное, дымил как паровоз?

– Да, он курильщик, – кивнул я печально, словно это у меня были бляшки в артериях.

– А печенку посмотри! – воскликнула она, схватив лежавшую на весах красно-коричневую плотную печень. – Видел? Эх, мужики, не бережете вы себя. А потом бегаете к нам: чего он умер? Чего он умер? Ты, кстати, чего такой бледный? – посмотрев на меня, заботливо спросила женщина. – Давай чаек заварю?

Глава 3

Время на дежурстве, особенно ночью, ползет улиткой, а между дежурствами летит стрелой. Дома я пытался выглядеть как обычно, играл с детьми, садился за книгу – в том смысле, что продолжал писать начатый рассказ. Однако жена меня быстро раскусила и уже на второй день после того злосчастного дежурства предупредила: или я рассказываю, что случилось, или она будет думать о самом худшем.