Ночной дозор

Боец оступился и дальше шел молча. Партридж кашляла от пыли. Микки терла глаз, запорошенный пеплом. Вокруг был невероятный хаос. При каждом шаге под ногами что-то с хрустом скользило, задевая щиколотки: битое стекло вперемежку с осколками зеркала, посуда, искромсанные стулья и столы, шторы, ковры, перья из подушек и матрасов, куски расщепленных балок. Деревянные обломки удивляли Кей даже сейчас – до войны дома казались крепкими, выстроенным из камня, как домик третьего поросенка в сказке. Еще поражали небольшие кучи битого кирпича и мусора, в какие превращались даже массивные здания. Час назад в этом доме было три целехоньких этажа, а теперь осталась груда обломков в шесть-семь футов высотой, не больше. Наверное, главным в домах, как и в жизнях, что в них обитали, было пространство. Значит, суть в пространстве, а не в кирпичах.

Впрочем, задняя часть дома почти не пострадала. После хрустких развалин было странно оказаться в кухне с поднятой маскировочной шторой: на полках чашки с тарелками, на стенах картинки, горит лампочка. Однако часть потолка обвалилась, из трещин в штукатурке струились потоки пыли, свесились стропила; боец сказал, что все вот-вот рухнет.

Он провел бригаду в садик, а сам через дом вернулся на улицу, чтобы проверить соседние жилища. Кей сдвинула каску на затылок. Было темно, но она разглядела силуэт мужчины, который, держась за голову, сидел на крыльце; на одеяле или половике неподвижно распростерлась женщина, рядом сидела другая и, кажется, растирала ей руки. За ними вяло бродила девочка. Еще одна сидела у распахнутой двери в укрытие. В руках у нее кто-то хныкал и скулил – раненый младенец, подумала Кей. Потом существо заегозило, тоненько тявкнуло, и она увидела собачонку.

От кружащейся пыли все кашляли. Кей всегда отмечала странную дезориентирующую атмосферу подобных мест. В воздухе физически ощущалась звенящая, бешено пульсирующая напряженность, точно атомы, из которых были созданы дом, сад и сами люди, вытрясло из решеток и они еще не успели собраться вместе. Однако Кей сознавала, что здание за ее спиной готово рухнуть. Она торопливо обошла пострадавших, набросила им на плечи одеяла, фонариком осветила лица.

– Так, – проговорила Кей, выпрямляясь.

Похоже, у одной девочки сломана лодыжка, сейчас Партридж посмотрит. Микки занималась мужчиной на крыльце. Кей вернулась к женщине, лежавшей на подстилке. Древнюю старуху чем-то шибануло в грудь. Кей встала на колени, чтобы послушать сердце; старуха застонала.

– Ведь с ней ничего, правда? – громко спросила другая женщина. Она дрожала, длинные седоватые волосы разлетелись по плечам; наверное, они были собраны в косу или пучок, но взрывная волна их разметала. – Как повалилась, ни слова не сказала. Ей семьдесят шесть. Это из-за нее мы вылезли. Сидели там как паиньки... – она кивнула на укрытие, – играли себе в карты и слушали радио. Потом бабка запросилась в уборную. Я ее вывела, а следом шавка выскочила. Девчонки заголосили, тогда этот выперся... – она имела в виду мужа, – и не нашел ничего лучше, чтоб как дурак в потемках носиться по саду. А после... Ей-богу, мисс, точно конец света наступил. – Женщина дрожала, вцепившись в одеяло. Начав говорить, она уже не могла остановиться и продолжала той же фомкой плачущей скороговоркой: – И вот, нате вам, его мамаша, вот она я и девочки, и бог знает где чего у нас переломано. А что с домом? Поди, крышу снесло, нет? Караульщик ничего не говорит и даже в кухню не пускает. Мне боязно и смотреть. – Трясущейся рукой она ухватилась за Кей. – Чего там, мисс? Потолки обвалились?

Никто из них не видел дом с фасада, а сзади, да еще в темноте, он выглядел почти целым. Кей быстро ощупала старуху, проверив ее руки и ноги. Не поднимая головы, сказала:

– Боюсь, порушило сильно...

– Что? – спросила женщина. После взрыва она оглохла.

– В темноте не скажешь! – прокричала Кей.

Она сосредоточилась на деле. Похоже, нащупала выступы сломанных ребер. Кей достала из сумки бинты и начала перевязку, стараясь работать быстро.

– Понимаете, это все из-за нее... – вновь завела женщина.

– Если можете, помогите мне! – крикнула Кей, чтобы ее отвлечь.

Тем временем Микки осматривала мужчину. Вначале его лицо показалось черным, будто вымазанным в земле или саже. Однако под светом фонарика черное превратилось в сверкающе красное. Луч скользнул по рукам и груди, которые тоже ответили тусклыми вспышками. Человек был утыкан осколками стекла. Самые крупные Микки пыталась вытащить, перед тем как бинтовать. Мужчина морщился и вскидывал голову, точно слепой – полуоткрытые веки слиплись от загустевшей крови.

Видимо, он почувствовал нерешительность Микки. Кей услышала, как мужчина спросил:

– Плохо дело?

– Не так чтоб очень, – ответила Микки. – Просто вы стали этаким ежиком. Теперь не шевелитесь и молчите. Надо заткнуть дырки. Иначе пивка вам больше не пить – все обратно выльется.

Мужчина не слушал либо не слышал.

– Что с мамой? – перебил он. Потом сипло крикнул, обращаясь к Кей: – Это моя мать!

– Не дергайтесь и молчите, – повторила Микки. – С мамой все в порядке.