Дункан посторонился; чиркая по стене коленками и ступнями, Алек взгромоздился на подоконник и спрыгнул в комнату. В подобных упражнениях он всегда был неуклюж и приземлился грузно, отчего охнули половицы, а на туалетном столике Вив, звякнув, повалились флакончики и склянки.
Дункан опустил раму и задернул штору. Потом зажег свет, и оба зажмурились. При свете все выглядело еще страннее. Будто сейчас глухая ночь. А в доме тяжелобольной... В памяти Дункана вдруг возникла яркая картинка: матери плохо, отец посылает за теткой, потом за врачом, средь ночи кто-то приходит и уходит, все говорят шепотом; взбудораженность, обернувшаяся бедой...
Почувствовав, что продрог, Дункан влез в тапочки и накинул халат. Завязывая шнурок, глянул на одеяние Алека: блуза на молнии, темные фланелевые штаны и замызганные парусиновые башмаки, из которых торчали голые белые ноги с костлявыми лодыжками.
– Ты чего, без носков? – спросил Дункан.
– Торопился. – Щурясь от света, Алек присел на край кровати. – Я чуть с ума не сошел, так хотел поделиться! Днем забегал к Франклину, но тебя не застал. Где ты был?
– К Франклину? – Дункан нахмурился. – Во сколько?
– Не помню. Часа в четыре.
– Я относил бандероли мистеру Маннингу. Никто не сказал, что ты заходил.
– Я никого не просил, только заглянул. Вошел, посмотрел. Никто меня не остановил.
– А чего позже не зашел?
– А как ты думаешь? – горестно взглянул Алек. – Папаша устроил скандал. Он... – Голос его опять взлетел. – Он меня ударил! Вот! Видишь?
Алек повернулся, показывая лицо. На скуле слабо виднелась малиновая отметина. А вот глаза сильно покраснели. Плакал, догадался Дункан. Заметив его взгляд, Алек отвернулся и тихо, словно застыдившись, проговорил:
– Грубая скотина...
– Что ты сделал?
– Сказал, что не собираюсь идти и никто меня не заставит. Я бы вообще промолчал о повестке, да только почтальон раззвонил. Мать и схватила конверт. Говорю, письмо мне, я могу делать с ним, что захочу...
– А какое оно? Что в нем?
– Вот, смотри.
Алек расстегнул молнию блузы и достал темно-желтый конверт. Дункан присел рядом. Адресованное «А. Дж. С. Плейнеру», письмо извещало, что в соответствии с Законом о воинской повинности его получатель призывается на службу в Территориальную армию58 и через две недели ему надлежит прибыть в Королевский артиллерийский учебный полк, расквартированный в Шубери. В письме сообщалось, как добраться до места и что с собой иметь, а также прилагался почтовый перевод на четыре шиллинга – аванс солдатского жалованья. Пестревшие датами и номерами листки были вконец измяты, словно их скомкали, а потом опять разгладили.
Дункан испуганно смотрел на мятые бумаги.
– Чего ж ты наделал-то?
– А что, это так важно?
– Не знаю... Но тебя... могут за это привлечь.
– Привлечь? Ты прямо как моя мать! Неужели ты думаешь, я собираюсь идти? Я же сказал... – С гримасой отвращения Алек выдернул у Дункана бумаги, смял и швырнул их на пол; затем, словно подброшенный пружиной, опять схватил, расправил и порвал надвое, даже почтовый перевод. – Вот так! – Его била дрожь, лицо пылало.
– Круто! – Испуг Дункана сменился восхищением. – Во ты дал!
– Я же говорил!
– Ну ты псих!
– Лучше быть психом, чем подчиняться! – Алек тряхнул головой. – Это они психи. Сами всех превращают в идиотов, а им никто не перечит, будто так и надо. Словно это нормально, что тебе всучивают винтовку и делают из тебя солдата. – Он встал, нервно приглаживая и без того зализанные волосы. – Больше не могу терпеть. Я выхожу из игры.
– Что, подашься в отказники? – уставился Дункан.
Алек фыркнул.
– Вот еще! Это ничуть не лучше. Мяться перед чужаками и что-то им втолковывать? С какой стати? Кого это касается, если я не желаю воевать? – Он помолчал и добавил: – Все равно папаша меня убьет.
– А что тогда?
Покусывая пальцы, Алек в упор смотрел на Дункана.
– Не догадываешься? – В его голосе слышалась сдерживаемая радость, точно он, несмотря ни на что, был готов рассмеяться.
У Дункана сжалось сердце.
– Ты... ты задумал сбежать?
Алек не ответил.
– Как же так? Это нечестно. Так нельзя! У тебя же ничего нет. Нужны деньги, талоны, ведь надо же еду покупать. Куда ты поедешь? Ты что... ты в Ирландию собрался, да? – Прежде они говорили о побеге в Ирландию. Но собирались бежать вместе. – Они тебя и там найдут.
– Плевать я хотел на вонючую Ирландию! – Алек вдруг взъярился. – Мне все равно, что со мной будет. Я не собираюсь идти в армию, вот и все. Знаешь, что там с тобой делают? – Он скривил рот. – Всякие гадости! Ощупывают тебя, оглядывают – смотрят в задницу и между ног. Майкл Уоррен рассказывал: целая шеренга стариков осматривает тебя. Это мерзко! Старичье! Им-то хорошо. Нашим отцам все пофиг. Они свои жизни прожили и теперь хотят отнять наши. Сварганили одну войну, теперь затеяли другую. Им по барабану, что мы молодые. Хотят превратить нас в таких же стариков. Им нет дела, что их распря нас не касается... – Голос его взметнулся.
– Не ори! – сказал Дункан.
– Хотят нас угробить!
– Заткнись, слышишь?