Ночное бдение

Утробно загудел пустой желудок. Сейчас бы рыцарь с радостью предпочел дважды увидеть дно в кружке с баварским пивом, вместо устроенного в часовне богохульства. Ругательства так и застыли в горле, когда гроб вздрогнул и брякнул цепями. Герхард похолодел и попятился, хватаясь за меч. Спиной он чуть не повалил подсвечник. Рыцарю не привиделось. Черный ящик внезапно заходил ходуном, загремел цепями. Кто-то пытался выбраться из гроба.

Остолбеневший баварский рыцарь не сводил глаз с трясущегося ящика. Сердце рыцаря то подпрыгивало к горлу, то скатывалось в пятки в такт стуку замков. Крышка гроба задрожала, затем подпрыгнула, но упершись в натянутые цепи, захлопнулась. Следующий прыжок Герхарду показался выше. Из чернеющей расщелины подул могильный ветер, качнувший огоньки свечей, задвигав тени по стенам. Только тогда рыцарь пришел в себя и вспомнил наставления Михаэля — нельзя дать погаснуть свету до лауды! Он выхватил из светца лучину и припал на колени, оживляя потухшие свечи. Пробуждалось и рвалось на свободу неведомое зло. Герхард вдохнул сочившийся из-под крышки серный смрад. Сера и ладан, как два начала, противостояли друг другу в часовне, где развернулась схватка живого рыцарь и жуткого мертвеца.

— Святой Ангел Божий, хранитель и покровитель души моей! — бормотал метавшийся на коленях по полу Герхард. — Пребудь со мною сегодня, направь меня на путь заповедей Божьих и удали от меня все искушения зла…

За окнами мельтешили тени. Молившемуся рыцарю показалось, что вся нечисть Баварских лесов тянулась к замку, штурмовала его стены и взбиралась на крыши. Способен ли бы простой покойник, будь это гонец от барона, не преданный праведному погребению, учинять такое зло, или же в чёрном гробу закрыли нечто более могущественное? Кто знал, каким образом первые христианские проповедники одолели языческих богов этого края. Урывками возвращаясь к этим мыслям и последним словам ночного сторожа, борющийся за свет Герхард находил объяснение возведению Айнзидлерхёле в глуши лесов.

— Огради меня, Господи, силою животворящего креста твоего, — сотрясался Вайцер, ползая от одной погасшей свечи к другой. — И сохрани меня в эту ночь от всякого зла!

Исказились лица святых, апостолов и Девы Марии, начертанных на стенах часовни. Глаза их осудительно вгрызались в молящегося рыцаря. Обратившийся горгульей Иисус на руках земной матери скалил клыки. Заходился смехом, распятый на дьявольской пентаграмме взрослый Христос. Герхард Вайцер не узнавал он ни одного христианского лика, у которых искал поддержки, но видел демонические морды, узурпировавшие благолепные образы. Зловонный ветер из-под вздымавшейся крышки кусал дрожащий свечной круг, но баварский рыцарь, не покладая рук и не разгибая спины, боролся за его сохранение. Боролся не как привык — мечом — а зажженной лучиной.

— Пресвятая Дева Богородица, пошли на помощь святые легионы, чтобы они под Твоим руководством, Твоею силой преследовали адские силы, везде с ними сражались, отбили их дерзкие нападения и ввергли их в бездну!

Прошла четверть часа, или все три часа — Герхард того не знал. Крепясь с болью в коленях и пояснице, он отходил от круга лишь за новой лучиной и только, когда старая начинала жечь пальцы. Свечи меж тем изливались восковыми нарывами, уменьшались и предательски таяли, грозясь оставить своего кормителя в темноте. Рыцарь трясся в такт собственной тени, кидавшейся по стенам в неверном свете, но продолжал выуживать из памяти одну молитву за другой. Или же убеждал себя в том, что вспоминает, когда на деле лепил строки из разных гимнов и псалмов в один ком, которым и удерживал рассудок в кружащейся от потрясений ночи голове.

Доски пола под баварцем со скрипом закачались морскими волнами. В открывавшихся и захлопывающихся зазорах Герхард Вайцер несколько раз до крови прищемил пальцы. Стон ветра из-под крышки гроба едва не погасил круг, разорвав его в нескольких местах. Герхард, заплетаясь в собственных руках и коленях, опрокинул подсвечник, который моментально погас, не дав заняться пожару, которому рыцарь уже был бы рад. Он схватил из светца последнюю лучину, с которой бросился в столь отчаянный бой, каких не встречал с копьем наперевес. Сколь бы яростно запертый дух не рвался наружу, пуще ему упрямился Герхард, моливший теперь о том, чтобы свечей хватило до лауды.

Усталость рвала мышцы Герхарда. Догорающая лучина стала непомерно тяжелым грузом разбитым рукам. Гроб застыл также неожиданно, как загрохотал и все затихло. Герхард, мучаясь от боли в затекшей шее, посмотрел на окна и обомлел. На стеклах розовел отблеск рассвета, золотивший стены молельни. Ноктюрн завершился. Наступала лауда. Святым, апостолам и Богоматери с младенцем вернулись праведные лики. Со скрипучим стоном Вайцер поднялся на одеревеневшие ноги и перекрестился. Из его ослабевших рук выпала лучина.

И погасла.