– Найдены сведения об Анне Волынкиной, которая справилась с болезнью Гоше. Шесть лет назад она исчезла.
Сотовый опять запищал, прилетело сообщение от Риты.
– У Волынкиной есть муж, – продолжила я, – хочу с ним поговорить.
Макс посмотрел на часы:
– Хорошо, созвонись с ним и поезжай. Супруг Ерофеевой явится к шести вечера, успеешь туда-сюда обернуться. И не забывай про дело Вайнштейна.
Вдовец работал в банке, занимал высокий пост, заведовал отделом кредитов и отнюдь не обрадовался возможности поговорить об Анне.
– Шесть лет прошло, но мне до сих пор тяжело вспоминать первую супругу, – признался он, – когда Аня пропала, я подумал про измену, решил, что она попросту сбежала.
– Были основания? – спросила я бесцеремонно.
Лев стал вертеть в руках скрепку:
– Аня все детство тяжело болела, с шести лет находилась под наблюдением врача. Больница, уколы, таблетки, разные манипуляции, плохое самочувствие – это и взрослого человека в депрессию вгонит, чего уж говорить о малышке? Надо отдать должное родителям Ани, они бросились спасать ребенка и вытянули его. Но у моей жены не было нормального детства. Школу она не посещала, учителя приходили сначала в больницу, потом на дом. Отец с матерью боялись, что девочка подцепит свинку, ветрянку, грипп и прежняя напасть вернется. По той же причине у Ани не было подруг. Она не выезжала к морю – врачи не советовали менять климатическую зону, ни разу не ездила в пионерлагерь, никогда не играла во дворе в классики или веревочку. Отец Ани военный, он понял: если дочь изнежить, она станет инвалидом, поэтому Иван Сергеевич придумал особую систему воспитания. В шесть утра подъем, часовая гимнастика, обливание ледяной водой, необходимые медицинские процедуры, обед, сон, учеба, вечером чтение вслух выбранной родителями литературы, холодный душ и отбой. Любые капризы девочки пресекались на корню. Если Аня плакала и жаловалась на боль, отец говорил: «Хочешь умереть? Тогда хнычь. В первую очередь смерть побеждает слабых, сильные одолевают старуху с косой».
– Жестко! – покачала я головой.
– Но результативно, – возразил Лев, – Аня выздоровела. Знаете, она была в некотором роде Маугли. Мы познакомились, когда ей исполнилось тридцать, сразу после смерти старших Волынкиных. Иван Сергеевич держал дочь на коротком поводке, устроил ее работать в библиотеку, неподалеку от дома. Сам ее на службу привозил, сам забирал. Ни о каких романах с мужиками речи быть не могло, Волынкин боялся, что Аня опять заболеет. Знаете, когда я ее пригласил в кино, она так бурно обрадовалась, воскликнула: «Всю жизнь об этом мечтала!»
Я едва не убежал, услышав такое заявление, но подумал: это кокетство. Ну а когда Аня про свои детство и юность рассказала, пожалел ее, почувствовал себя Дедом Морозом. Купил Ане мороженое – она в восторге: «Никогда не ела эскимо!»
Пошел с ней в магазин за шмотками – шквал эмоций: «Неужели сама выберу себе платье? Папа не разрешал мне заходить в торговый центр».
Поехали на море – жена разрыдалась от счастья. Подарил ей котенка – кинулась мне руки целовать.
Лев замолчал.
– Я читала о таких людях в специальной литературе, – подхватила я. – Там говорилось, что большинство из них, попав в обычные обстоятельства, осваиваются, а затем маятник идет в обратную сторону, и они начинают прожигать жизнь. Образно говоря, секс, наркотики, рок-н-ролл.
– До стимуляторов дело не дошло, – вздохнул Лев, – хотя Аня пропала, не знаю, что с ней случилось потом. Но вы правы. Через три года счастливой семейной жизни она словно с цепи сорвалась. Сначала сменила работу, устроилась костюмершей к одному эстрадному певцу. Я было начал сердиться, но Анна оказала сопротивление. «Хватит! Я устала от чужого руководства! Хочу жить на полную катушку, поездить о городам, пожить в празднике, в музыке! К черту библиотеку! Я сама хозяйка своей судьбы».
Я с жалостью посмотрела на Льва, могу себе представить, как развивались события дальше.
Аня с головой нырнула за кулисы шоу-бизнеса. У нее появились приятельницы, Волынкина начала курить, частые поездки на гастроли тоже не способствовали укреплению семьи. Лев понимал, что происходит с супругой, он любил Анну, поэтому решил дать жене перебеситься. Его терпения хватило на год, затем он сказал: «Аня, тебе тридцать четыре стукнуло, пора нам подумать о ребенке». – «Не хочу», – отрезала супруга. «Времени в запасе не осталось», – миролюбиво сказал Лев. «У меня его полно», – с детской наивностью заявила Аня. «В сорок рожать опасно, – предостерег муж, – возрастает опасность появления на свет ребенка с болезнью Дауна». – «Не собираюсь приковывать себя к пеленкам», – огрызнулась Аня. «Но я хочу ребенка!» – помрачнел Лев. «На здоровье, – бросила жена, собираясь на работу, – это дело нехитрое, пусть тебе кто-нибудь родит».
Вот тут Лев разозлился по-настоящему и закатил скандал. В пылу гнева он обозвал супругу шлюхой, добавил еще парочку подобных «комплиментов» и сурово распорядился: «Хватит хвостом в кулисах трясти. Немедленно бросай работу!»