Ночная прогулка

«Ты свалял дурака, Док — тупо думал Теллон. — Кто угодно мог встать — только не ты. Ты предостерег меня, чтобы я не вставал — а потом встал сам». Несколько секунд он стоял на четвереньках, растерянно качая головой, потом к нему вернулся гнев — тот гнев, повинуясь которому он вытолкнул Черкасского из окна гостиницы в Нью-Виттенбурге.

Теллон обтер пластиковый футляр птичьей клетки, чтобы лучше видеть себя, и стал подбираться к копью. Не обращая внимания на колотившие воздух лапы паука, он вытащил копье и снова воткнул его в то же место — и так, раз за разом, он вынимал и снова вонзал свое оружие, пока в воде не забурлили струи кремового цвета. В последний раз выдернув копье, Теллон отправился искать тело Уинфилда. Вскоре он нашел его в неглубокой заводи: пиявки уже покрыли его сплошным копошащимся слоем.

— Прости, Док, — громко произнес он. — Земля нуждается в тебе. Ты должен сделать еще кое-что. Я знаю, ты был бы не против.

Теллон зацепил тело доктора копьем за складку пластикового костюма и, застонав от напряжения, поднял его вертикально. На этот раз Теллон был гораздо ближе, разрыв второй ракеты оглушил его. Копье со страшным грузом выбило у него из рук. Теллон подобрал птицу и мешок с припасами, потом закутался в тяжелую накидку из дринго и двинулся дальше. Прошло часа четыре, прежде чем он, наконец, рискнул проделать в листьях крошечное отверстие и поднести к нему клетку с птицей.

Он уже почти достиг северной кромки болота; далеко впереди над завесой тумана парила стройная башенка робота-стрелка. Солнце играло на ее верхушке. Теллон, конечно же, не мог знать, этот ли стрелок убил Логана Уинфилда, но где-то на линии один из компьютеров занес в регистр, что выпущены две ракеты. Для службы безопасности Павильона это означало, что у двух заключенных закончился срок.

Позади изящной башенки Теллон разглядел серые покатые нагорья Срединного хребта. Не выпуская из рук клетки, он уселся на землю и стал ждать ночи. Тогда и должно было начаться его настоящее путешествие.

Ему оставалось пройти тысячу миль до Нью-Виттенбурга и восемьдесят тысяч ворот до Земли.

Глава десятая

В сумерках Теллон миновал цепь башен.

Он догадывался, что роботы простреливают только само болото и его границу, но все равно не вылезал из-под накидки и, пока он не прошел между башнями, у него по спине ползали мурашки.

Выбравшись из болота, он прежде всего разрезал и снял пластиковый мешок, завернул его в листья и спрятал этот ком в зарослях колючего кустарника. Потом быстро вытащил Ариадну-вторую из клетки, привязал ее за ножку к эполету на своей тюремной форме и перелез через частокол, возведенный здесь для того, чтобы случайный человек не забрел во владения «автострелков».

Радость свободы, радость от того, что можно ходить, как нормальный человек, по твердой земле, придавала ему дополнительные силы, когда он брел по скалистым предгорьям Срединного хребта, гряда которого тянулась вдоль всего континента. Немного поднявшись в гору, он увидел мерцающие разноцветные огоньки небольшого городка, приютившегося на берегу залива милях в пяти отсюда. На западе зловеще чернел океан. Теллон глубоко вздохнул, словно хотел почувствовать вкус свободы. Сейчас он был свободен от всего — даже от собственной личности, от тех оков, что накладывают на человека имя и положение в обществе. Чувство, доступное лишь тогда, когда никто в целом мире не знает, где ты и существуешь ли ты вообще.

В этот момент предстоящее путешествие казалось до смешного легким. Для Уинфилда это был бы звездный час, останься он в живых. Но доктор был убит, и, уже мертвый, убит снова.

Внезапно Теллон ощутил, что устал, голоден и покрыт вонючей грязью. До самого города не было видно ни огонька — наверное, почва здесь была слишком тверда, чтобы ее возделывать, и поэтому он снова спустился к воде. По дороге он пошарил в мешке Уинфилда и обнаружил там, кроме зеленых мундиров тюремной охраны, фонарик, мыло и крем для удаления волос. Еще там лежало несколько коробочек леденцов — напоминание о долгих годах кропотливой подготовки к освобождению, до которого старый доктор так и не дожил.

Теллон спустился на узкую полоску каменистого берега, разделся и вымылся в холодной морской воде. Оставив себе из прежней одежды лишь сапоги, он переоделся в чистое и с облегчением обнаружил, что мундир из эластичной ткани сидит на нем вполне прилично. Он усадил птицу на плечо (та совсем не протестовала), привязал ее, перекинул мешок через другое плечо и зашагал на север.

Сперва ему казалось, что он был прав, когда решил держаться берега, а не лезть по усыпанному камнями склону. Но чем дальше, тем яснее становилось, что берег — это вовсе не берег, а просто узенькая полоска суши, покрытая острой галькой, где во многих местах заросли жесткой травы доходили почти до самой кромки воды. Проковыляв немного по каменным буеракам, Теллон понял, что ровного пляжа тут вообще быть не может. Ведь луны у Эмм-Лютера нет, а значит, нет ни приливов, ни пляжей, ни морского песка.