Ночная фиалка

– Из твоих рук все становится еще вкуснее, Моя Роза, – сказал он и улыбнулся. – Подожди. Нам нельзя наедаться, потому что у нас впереди баня. И еще, мы забыли вино.

– Да, действительно.

– Но это после бани. То, что мы сейчас сделали, называется перекус перед баней. Теперь нам нужно заварить чай.

Он включил чайник на приставном столике и достал с полки чаи.

– У Вадика здесь хорошие чаи. Он в этом разбирается.

– Можно я для нас чай заварю?

– Можно, – сказал он и уступил ей место у столика с чайником, а сам принялся смотреть, как она хозяйничает.

Каждое ее движение было пропитано любовью и все ее наполнение трогало его за все чувствительные места.

– Накрой чайник петушком, – сказал он и указал рукой на расшитую своеобразную варежку, хранитель тепла, в виде расшитого петуха с гребешком сверху.

Она накрыла заварной чайник хранителем тепла в виде петуха.

– А теперь, сударыня, я приглашаю вас отправиться в парную.

Он взял ее за руку и подвел к лавке около душевой кабины рядом с парной.

– Раздевайтесь, – играя сверх вежливость и обходительность предложил он.

– Спасибо, сначала вы, – принимая его игру, ответила она.

– После вас, сударыня.

– Не беспокойтесь. Это я после вас.

Он, выражая нарочитое послушание, снял халат. Она отвернулась и ждала. Он набросил на бедра полотенца и, обмотав им талию, натянул концы один за другой и скрутил на боку так, чтоб полотенце не раскрутилось. Она по-прежнему ждала.

– Это что за зал ожидания?

– Вы ступайте, парьтесь. Я вас здесь подожду.

Она улыбнулась. Ее улыбка показалась ему странной.

– Что за фокусы? И почему снова на – вы?

– Лучше я что-нибудь еще приготовлю.

В этот момент он понял, что с ней происходит.

– Иди сюда, – он взял ее за руку и притянул к себе. – Ты стесняешься?

– Да.

Он обнял ее.

– Тебе надо, чтобы я выключил свет, зашторил окна?

Она опустила голову.

– Темнота скрывает шрамы, – тихо сказала она.

– Темнота скрывает шрамы и обнажает прекрасные души. Если душа прекрасна, ее не могут испортить шрамы.

Он поцеловал ее в мочку уха, в щеку, в губы. Она не ответила ему.

– Мы одно целое. Не нужно смущаться. Я тебя раздену, попарю, и помою, как лучший банщик. Так весеннее солнце купает нагие тела. Так пчелка порхает вокруг цветка и обмахивает с него пыльцу. Так папа купает свою любимую дочку.

– Меня всегда купала мама, – сказала она.

– Я сделаю это еще нежнее.

Он поцеловал ее, прижал к стене, и она в его руках начала таять. Он ничего не мог поделать с собой, целовал ее и делал руками то, что должен был делать. Он раздевал ее. Она не сопротивлялась. Дыхание становилось бурным и сбивчивым. Он снимал с нее халат. Его руки любили ее. Его губы сливались с ее губами. Ее груди рвались ему навстречу. У них не было сил для любви, но они не могли оставаться друг без друга. Ее талия ждала его рук, а бедра восторгов. Его руки подрагивали от нетерпения. Он сдерживал себя, казалось, долго-долго, как будто целую вечность и теперь летел голубем, пикировал ястребом, скакал необузданным жеребцом, несся ураганом. Ее груди стремились к нему. Ее сосцы касались его груди и становились горячими. Он держал ее за талию и целовал губы.