Ночлег

— Я и не думаю этого, — спокойно возразил хозяин. — Участвовали в какой-нибудь драке?

— Да, нечто в этом роде, — с содроганием подтвердил он.

— Быть может, кто-нибудь убит?

— О, нет, никто не убит, — сказал поэт, все более и более смущаясь, — просто играли в карты… Убит по несчастной случайности. Я не принимал в этом участия, да сразит меня Господь, если лгу, — добавил он возбужденно.

— Одним негодяем стало меньше, надеюсь? — заметил хозяин дома.

— Да, вы правы, — согласился Вильон, окончательно успокоенный. — Негодяй, каких мало можно найти между Парижем и Иерусалимом. Было противно смотреть на него. Полагаю, вы видели мертвых в своей жизни? — добавил он, взглянув на развешанное оружие.

— Многих, — сказал старик, — я бывал на войне, как видите.

Вильон опустил нож и вилку, которые он только что поднял.

— Были ли среди них плешивые? — спросил он.

— О, конечно, были и с седыми волосами как у меня.

— Я не о седых думал; волосы у того были рыжие.

У Вильона опять появился приступ дрожи и смеха, но он победил его, выпив большой глоток вина.

— Мне не по себе, когда я думаю об этом, — продолжал он, — я знаком был с ним, будь он проклят! Не понимаю, дрожу ли я оттого, что вспоминаю о нем, или вспоминаю о нем, потому что задрожал?

— Есть у вас деньги? — спросил старик.

— У меня только маленькая монетка, один грош, — ответил поэт, смеясь. — И ее-то я достал в чулке умершей потаскушки. Она была, бедняжка, так же мертва, как Цезарь, холодна как камень, и с обрывком ленты в волосах. Тяжелое время года зима — для волков, волчиц и таких бродяг, как я.

— Однако кто вы такой? — перебил старик. — Я Ангеран де ла Фелье, владетель Бриэту. Кто же вы, кем можете вы быть?

Вильон встал и сделал почтительный поклон.

— Я зовусь Франсуа Вильон, бедный магистр здешнего университета. Я немного понимаю толк в латыни, но еще больше в разных пороках. Могу сочинять стихи, баллады, хороводные песни и всякие другие такие вещи, и очень люблю вино. Рожден, говорят, на чердаке и умру, по всей вероятности, на виселице. Могу прибавить, сеньор, что с этой ночи я ваш покорнейший слуга!

— Ни в коем случае не слуга, а гость мой на сегодняшнюю ночь, но и только.

— Гость очень признательный, — вежливо сказал Вильон и выпил вино с молчаливым поклоном в сторону хозяина.

— У вас, очевидно, есть хорошие способности, — начал старик, постучав пальцем по лбу, — большие способности; вы учились, имеете ученую степень, и, однако, берете деньги с умершей на улице женщины. Разве это не воровство своего рода?

— Это тот род воровства, какой постоянно практикуется на войне, — возразил Вильон.

— Война — поле чести! — сказал хозяин гордо. — Человек рискует своей жизнью во имя короля, Бога и его святых ангелов.

— Оставьте, пожалуйста! — сказал Вильон. — Если я действительно вор, то разве я также не рискую своей жизнью и притом при более тяжелых условиях?

— Вы это делаете для выгоды, а не для чести.

— Выгода? — повторил Вильон, пожав плечами. — Бедняку нужен ужин, и он достает его. Так поступает и солдат во время похода. Чем иным являются все эти реквизиции, о которых мы столько слышим? Если они и не доставляют выгоды тем, кто занимается этим делом, все же это убыток для того, у кого все отнято. Военные попивают вино, сидя у огня, в то время как какой-нибудь мещанин кусает свои ногти, доставляя им вино и топливо. Я видел многих пахарей, раскачивающихся на деревьях по всей стране; да, я видел однажды тридцать трупов на одном вязе — все они имели чрезвычайно жалкий вид — и когда я спросил кого-то, за что они были повешены, мне объяснили, что они не могли наскрести достаточное количество денег для нужд войска.

— Такие вещи, к сожалению, неизбежны на войне, и люди низкого происхождения должны все исполнять с преданностью. Правда, некоторые начальники действуют очень жестоко. Действительно, есть военные, которые не лучше разбойников…

— Вы видите, что сами не можете провести разницы между воином и разбойником, а что такое вор, как не отдельный разбойник с осмотрительностью в действиях? Я краду кусок баранины, пусть хоть целую ножку, не обеспокоив никого. Фермер поворчит немного, но от этого не съест меньше за своим ужином, и так же будет доволен тем, что осталось. Вы же ездите с торжеством, с трубачами впереди, и отбираете целое стадо овец, да еще безжалостно бьете фермера при такой сделке. У меня нет трубача. Я бродяга и пес, и смерть на виселице еще слишком хороша для меня, — что же делать! — но если вы спросите фермера, кого он предпочитает, вы увидите, кем из нас он больше тяготится и кого больше проклинает.