Ночлег в чужой квартире

— Так, — сказал Батышев, — ясно. Дай–ка сообразить… И опять она посмотрела на него, как больная на врача — с доверием и надеждой.

Батышев задумался, но ненадолго. Теперь, когда он знал все или, по крайней мере, основное, девушка не казалась такой уж сложной. Двадцать один год — просто молода. Вполне нормальная первая любовь — безрассудная, безнадежная, все как положено. Только нелепо затянулась. Хотя и это естественно: ведь тогда, на берегу, у девчонки был сильнейший эмоциональный шок. Еще бы! Ночь, костер, река, странный, умный, грустный мужчина — и на песчаной косе голая дрожащая девочка, у которой все впервые. От одного количества впечатлений можно получить нервный сдвиг! Кстати, при такой шикарной декорации мужчине вовсе не обязательно быть умным и странным. Вполне достаточно просто — быть. Хорошо еще, парень удовлетворился эстетическим удовольствием…

— Чему вы улыбаетесь? — спросила девушка.

— Так, — сказал он. — Мне бы твои заботы вместе с твоими годами.

Теперь, когда девушка была ему ясна, она сразу стала проще и ближе. И у драмы ее непременно должен был отыскаться благополучный конец. Все–таки прекрасная вещь первая любовь, особенно если удается вовремя от нее избавиться.

Батышеву уже не думалось о сне, его тянуло к дальнейшему разговору, как умелого шахматиста, стоящего за спиной новичка, тянет подсказать выигрывающий ход.

Он снова улыбнулся, и Марина спросила:

— Я какую–нибудь глупость выдала, да?

— Знаешь что? — сказал Батышев. — Там еще вроде по сухарю осталось. Поставь чайник, а?

Девушка прошла на кухню, и он, не дождавшись, пошел за ней, встал рядом и начал объяснять то, что ему самому в общем было уже ясно.

— Видишь ли, — начал он мягко, — может быть, дело вообще не в нем. Только в тебе. Семнадцать лет! Ну, не попадись тебе тогда он — все равно бы в кого–нибудь влюбилась. Возраст такой! Через месяц, через год… Ты просто была обречена на любовь, а он оказался в нужном месте в нужный момент.

Она слушала внимательно, не протестуя.

— Правда, это длится уже четыре года, — признал Батышев. — Срок! Весьма немалый срок для первой любви. Но, в принципе, все могло кончиться куда быстрей. Знаешь, в каком случае? Если бы он пошел тебе навстречу. Пойми — это элементарная психологическая ситуация. Когда ребенку не дают игрушку, он неделю ревет. А взял в руки — и тут же бросил. В общем, — он поднял палец, — тот самый запретный плод. Прекрасно, что он к тебе не притронулся. Но поверь — если бы у тебя с ним что–нибудь было… Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Но у меня было, — возразила она.

— То есть как — было? — растерялся Батышев.

— Было, — спокойно подтвердила она. — Уже давно. Летом — как раз через год, как познакомились.

— Но ты же говорила… — пробормотал он. — Тебе неприятно об этом рассказывать?

— До крайности, — сказала Марина. — Самая паскудная история в моей жизни. Но ведь было — значит, было, так?

— Вообще–то так, — уклончиво согласился Батышев, еще не понимая, куда она клонит. Но она просто объяснила, почему все–таки расскажет то, о чем рассказывать неприятно.

— Их тогда за город позвали, на день рождения, — начала она, — а Света не могла, Митьку отвозила к старикам. В общем — «Поезжай с Мариной». Мы и поехали. А потом, когда на даче пляски начались, я его потащила в лес. Обычно он со мной от людных мест не отдалялся. А тут выпил, что ли, — короче, бдительность потерял. Ушли за поселок, слово за слово — и все, что он всегда не давал говорить, в этот раз высказала. Даже больше. Неужели, говорю, ты не понимаешь, что со мной будет, если первым меня тронет кто–нибудь другой?..

Она увлеклась и последнюю фразу почти выкрикнула. Но затем глаза ее потухли, и дальше она говорила голосом серым, информационным.

— Из лесу возвращались, как тогда с реки, молча, и опять я плелась сзади. И в городе провожать его не пошла, прямо на остановке расстались. Только в этот раз «спасибо» не сказал. Попробовал улыбнуться напоследок — ничего у него не вышло, скривился кое–как…

Чайник закипел. Марина убавила газ, вытрясла до конца пакетик с заваркой и еще по донышку нащелкала.

— Садитесь, — сказала она и ногой подвинула к Батышеву стул.

Он сел. Девушка осталась стоять.

— А потом, — проговорила она отчужденно и холодно, — я сделала подлость. Мне, конечно, неважно было, но это же не причина… В общем, дня через три пошла к Светке и все ей выложила.

— То есть как, — поразился Батышев, — прямо в глаза?

— В чем и дело, — сдавленно вздохнула Марина.

— А она что? — спросил Батышев, невольно морща лоб. Он опять ничего не понимал.

Девушка вяло махнула рукой:

— Да весь разговор был — три фразы. Так и так, говорю, провела ночь с твоим мужем. Помолчала немного. «Одну ночь?» — спрашивает. «Одну». — «А я — каждую»… Она, по–моему, и раньше догадывалась, что к тому идет…

Батышев досадливо поднял ладонь:

— Постой! Но ты же сказала — с тех пор ничего не изменилось!

— Ничего и не изменилось.

— И бываешь у них по–прежнему?

— Конечно. Если им обоим уходить, с Митькой сижу.

— А как же тот случай?