— Подумаешь много, — хмыкнул мальчишка, — всего-то сорок два года прошло.
— Откуда ты знаешь? — вздрогнул Бергер.
— Анна сказала, — ответил мальчишка так, словно это полностью все объясняло.
— Это она плакала недавно? — осторожно осведомился Бергер.
— Нет! — сурово отрезал мальчишка. — Это — ветер!
— Ага, — скептично поддакнул Бергер, — и на улице выл тоже ветер…
— Да, ветер! — упрямо повторил мальчишка.
— А может это ты плакал?
— Вот еще! — фыркнул мальчишка. — Не дождетесь!
— Неужели тебе никогда не хотелось поплакать? — мягко улыбнулся Бергер. — Сколько тебе лет?
— Сорок два! — мрачно буркнул мальчишка, и по его тону нельзя было понять, то ли он издевается, то ли шутит как умеет, то ли говорит серьезно. — А плачут пусть девчонки…
— Так все же это Анна плакала?
— …и те кто считает себя слишком умными, потому что думают, будто количество календарей, ежегодно меняемых на стене, служит эквивалентом ума!
— Тебе не кажется, что ты не слишком вежлив, — проворчал Бергер. — Я как-никак взрослый человек, между прочим, писатель…
— Вот именно, что «как-никак» и «между прочим»! А посередине что? Одна черточка.
— Эй-эй, полегче, — Бергер протянул руку, но мальчишка отпрянул и мигом оказался возле двери.
Бергер спустил ноги с дивана.
— Если ты сделаешь хотя бы шаг, — угрожающе заявил юный нахал, — я сбегу!
— Ну хорошо, — Бергер вновь забрался на диван с ногами, но не лег, а сел так, чтобы осталось как можно больше не занятой территории и приглашающе похлопал по дивану рукой:
— Садись поговорим.
— О чем мне с тобой говорить, — презрительно фыркнул мальчишка, но подошел и примостился на краешке дивана, готовый в любое мгновение сорваться и упорхнуть.
Но ведь ты же пришел зачем-то? — раздраженно сказал Бергер.
— Ну вот, опять — двадцать пять! Это ты — приехал зачем-то! А я здесь… живу.
Бергер прищурился: была в этой невольной паузе какая-то нелогичность.
— В свое время я тоже… — ворчливо начал Бергер.
— Что ты знаешь о времени! — фыркнул мальчишка.
На какую-то секунду Бергер даже растерялся от столь откровенного нахальства. — Ну парень, по моему, это уже слишком!
— Конечно слишком! Ты уехал из нашего города двадцать три года назад, следовательно, прожив в нем меньше пятидесяти процентов своего биологического возраста, которым ты так гордишься. К тому же, задолго до периода, о котором пытаешься судить, и в то же время считаешь, что я, проживший всю свою жизнь здесь, должен благоговеть перед твоими сентенциями о времени и о жизни! Кстати, сколько, по твоему, сейчас времени?!
— Часов пять, — растерянно прошептал Бергер и глянул на часы: было пять часов семнадцать минут.
— Тогда почему не светает? — ехидно спросил мальчишка, и кожа его стала светиться еще сильнее, только подчеркнув этим окружающий мрак.
— Не-зна-ю, — выдохнул Бергер, но тут же попытался взять себя в руки. — Возможно, в этих широтах…
— Вот именно, — бесцеремонно оборвал его юный наглец, — в ЭТИХ широтах… Только совершенно не то, о чем ты подумал!
И снова в коридоре раздалось тихое шлепанье босых ног.
— МОЛЧИ! — шепнул мальчишка, и его тоненькая светящаяся фигурка напряглась как струна.
Бергер почувствовал закипающее раздражение.
— Но…
— МОЛЧИ!
Шаги стали слышны особенно отчетливо: кто-то неприкаянно ходил взад-вперед под дверью. Потом что-то звякнуло, и шаги стали удаляться…
— Что это было? — шепотом спросил Бергер.
— Тебе не понять, — мрачно сказал пятилетний малыш и бесшумно спрыгнул с дивана. — Ну, я пошел…
— Постой! — растерянно забормотал Бергер. — Я ничего не понимаю! Точнее, понимаю еще меньше, чем раньше… Зачем ты, вообще, приходил?!
— Излишнее знание — лишь умножает скорбь! Так бывает в жизни, хмыкнул мальчишка. — Но в данном случае это не важно. А приходил я, чтобы просто на тебя посмотреть. Живой писатель как-никак! Пока живой…
И прежде чем Бергер успел что-либо предпринять, мальчишка лунным зайчиком метнулся к двери и пропал.
Причем Бергер мог поклясться, что дверь ни на секунду не открывалась.
«Галлюцинация?!» — Бергер, словно лунатик завороженно встал, подошел к двери и зло дернув за ручку, рывком распахнул…
Дверь подалась неожиданно легко, Бергер не успел среагировать и лбом принял стремительно надвигающееся дерево…
«Черт!!! Больно-то как!»
На секунду Бергер ослеп…
Когда зрение вернулось, Бергер увидел в траурной раме дверного проема девушку с огромными черными глазами на печальном и очень бледном лице.
— Анна! — прошептал Бергер, чувствуя как боль отступает, а сам он словно начинает медленно падать в пропасть, конца у которой нет! — Ведь ты Анна?!
— Зачем ты приехал? — едва слышно спросила девушка, но от звуков ее голоса по телу Бергера пробежал электрический разряд, едва не заставив опуститься на колени…
Девушка неслышно скользнула в комнату и замерла у окна.
Теперь Бергер видел лишь ее силуэт.
— Я не был здесь уже больше двадцати лет, — глухо сказал Бергер.
— Я знаю, — не оборачиваясь спокойно сказала девушка, и Бергер почему-то совершенно не удивился ее осведомленности.
— Почему здесь так долго ночь? — тихо спросил Бергер, чувствуя как теряет способность мыслить логично.