Воспоминания теснятся в груди, рвут сердце на части, не дают дышать легким, жгут сухим жаром глаза.
–
Спазмы душат горло, щиплет глаза. Тогда ему было три года, а может, пять? Сказочное время непререкаемого авторитета родителей. Ты нужен ребенку на все сто процентов, но этого не ценишь. Забываешь притчу о том, что для того, чтобы в старости дети подали тебе стакан воды, нужно уделять им внимание в детстве. Ребенок хочет общаться с родителями, а они заняты своими делами: матери – приготовлением пищи, уборкой, бытом, а то и карьерой, отцы – газетой, телевизором, посиделками с приятелем за бутылочкой, футболом, рыбалкой, охотой, карьерой.
Зловещий мрак пустой комнаты ассоциируется с темнотой подвала, того самого, в котором свел счеты с жизнью Костик. Я представляю этот подвал – рваная жуткая темнота, воняющая мочой, падалью и сыростью. Дрожащие руки подростка вяжут петлю на веревке, которую закрепляют на ржавом крюке. Глубокий последний вдох, и через мгновение – обессиленное тело болтается на веревке!
Нет, не надо этого! Но, подобно мазохисту, я вновь возвращаюсь в мыслях к той страшной точке отсчета, пройденной Костиком, после которой только пустота небытия: подвал, темнота, сырость, проклятая веревка и смерть, страшная, одинокая и непонятная.
Зачем Костик это сделал? Боялся, что его накажут? Кто? Мы с женой? Но этого не могло быть. Милиция? Он был смышленым, умным и должен был понимать, что, будучи несовершеннолетним, к уголовной ответственности не может привлекаться. Думаю, это Костик знал. Он увлекался детективами, где описывается ход уголовных расследований.
Костик был рассудительным не по годам и очень любил шахматы. В игре просчитывал все на много ходов вперед – я давно был ему не соперник. Рассуждал о жизни здраво, совсем по-взрослому, не страдал юношеским максимализмом и был даже более приземленным, чем я или жена.
Он распространял наркотики в школе? Вспоминаю его соучеников: Леночку с большими голубыми бантами, под цвет глаз, похожую на располневшую Мальвину, худого низкорослого Влада, его закадычного товарища, Вову, уже сейчас кандидата в мастера спорта по гребле, и многих других…
Неужели кто-то из них употреблял наркотики? Не знаю: внешность обманчива, она маскирует сущность человека лучше, чем одежда предательские следы уколов. Возможно, Костик и распространял наркотики, раз в этом так уверен следователь, но вешаться из-за этого он бы не стал.
Я сознательно обхожу этический момент его проступка по отношению к таким же подросткам, как и он сам. О мертвых только хорошее или ничего! Костик мертв?! Сон так и не пришел ко мне до утра.
На следующий день, вернувшись с работы, я не застал дома Аню. На столе лежал белый лист, на котором было выведено «День первый». Со злостью скомкал лист и бросил на пол – пусть сама убирает. Я был страшно зол. На работе проходит «упорядочивание штатов», другими словами, сокращение. Всезнающая Маша из соседнего отдела, неровно ко мне дышащая, по секрету рассказала, что я в списке попавших под сокращение. А мне все едино. Костика больше нет!
1.4
Аня сделала свой выбор, а я делаю свой. Собираюсь и еду к Татьяне домой. Не стал ее ловить в институте – случалось, что занятия отменяли, так что разумнее было подождать возле дома.
Я чувствовал удивительное спокойствие – конечно, насколько можно быть спокойным после пережитой трагедии. Теперь судьба сама решила все за меня. То, что ранее казалось мне фантастикой (женитьба на Тане), теперь может стать явью завтрашнего дня. Я оборвал себя: выходит, смерть сына развязала мне руки?
«Решился бы я уйти из семьи, если бы Костик был жив? Не знаю. Кощунственно думать о таких вещах чуть ли не через два дня после похорон сына», – укорил я себя. Но жизнь продолжается, и меня к таким размышлениям вынуждают внешние события. Аня установила срок, по истечении которого я должен перестать мозолить ей глаза. Опять кто-то все решает за меня!
Раз Аня сама указала мне на дверь, я имею полное право распорядиться собственной судьбой, исходя из сложившейся ситуации. Ранее призрачная идея связать себя законными узами с Татьяной обрела реальные очертания. Конечно, жить вместе с ее родителями не фонтан, но и не трагедия. Она любит меня, я – ее, беззаветно и преданно. А что может быть для родителей важнее счастья их единственной дочери?
Завяжу с ними дипломатические отношения на высшем уровне: папе буду вечерами регулярно проигрывать в шахматы, а маме – помогать выносить из дома мусор и прогуливать шкодливую болонку. По выходным не будем с Танюшей сидеть дома – займемся изучением культурных и природных достопримечательностей ставшего родным города, который после стольких лет жизни в нем я по-прежнему почти не знаю.