Ночи нет конца

— Ну конечно виноват, — неохотно проговорил я. — Виноват во всем. Даже не знаю, сумеете ли вы меня простить. Прежде всего вы, Зейгеро, и вы, Солли Левин. За то, что связал вас.

— Забудем об этом, — лаконично, но дружелюбно произнес Зейгеро. — Мы тоже хороши. Я имею в виду каждого из нас. Все значащие факты были известны и нам, но мы распорядились ими не лучше, чем вы. Если не хуже. — Он сокрушенно покачал головой. — Господи, что мы за народ. Умны задним числом.

А ведь было нетрудно понять, почему мы оказались у черта на куличках. Должно быть, командир самолета был в курсе. Видно, знал, что прибор на борту самолета. Оттого-то, не считаясь с тем, что пассажиры могут погибнуть, совершил аварийную посадку в глубине ледового плоскогорья. Он был уверен, что оттуда Смоллвуду до побережья не добраться.

— Откуда ему было знать, что я готов услужить преступнику, — с горечью произнес я. И тоже покачал головой. — Теперь все понятно. Понятно, каким образом он повредил себе руку у нас в бараке. Он вовсе не пытался подхватить рацию. Травму он получил, когда подвернул шарнирные кронштейны. Понятно, почему по жребию преступнику выпало спать на полу. Тем самым у него появилась возможность задушить раненого.

— Тот самый случай, когда проигравший выигрывает, — мрачно заметил Зейгеро и, хохотнув некстати, продолжал:

— Помните, как мы хоронили летчика?

Интересно, что бы за чушь мы услышали вместо заупокойной молитвы, если бы стояли рядом с мнимым проповедником?

— Я упустил это из виду, — отозвался я. — Не обратил внимания на то, что вы предложили похоронить убитых. Будь вы преступником, вы бы даже не заикнулись об этом. Ведь тогда почти наверняка стала бы известна причина их смерти.

— Да что вы, — с досадой проговорил Зейгеро. — Мне такая мысль даже в голову не пришла. На себя смотреть противно, — фыркнул он. — Единственное, что я понял, в отличие от вас, так это следующее. Там, на перевале, Корадзини врезал нашему приятелю Смоллвуду для того, чтобы подозрение пало на меня. Он понимал, что разубедить вас в этом мне не удастся.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь рокотом мотора да воем пурги. Потом заговорил Солли Левин.

— А как случилось, что самолет загорелся?

— В баках авиалайнера оставалось еще столько бензина, что вездеходу Хиллкреста хватило бы на тысячу миль, — объяснил я. — Если бы, вернувшись с пустыми баками на базу, Хиллкрест тотчас обнаружил, что в горючее, оставшееся в тоннеле, подмешана какая-то дрянь, он смог бы взять горючее из баков самолета. Поэтому-то машину и сожгли.

Наступила еще более продолжительная пауза. Зейгеро прокашлялся, видимо не зная, с чего начать.

— Сделано столько открытий. Пора открыться и нам. — К моему удивлению, Зейгеро несколько смутился. — Я имею в виду странное поведение того самого странного типа, который сидит слева от вас, док. Я имею в виду некоего Солли Левина. Прошлой ночью у нас было много времени, чтобы пораскинуть мозгами.

— Давайте ближе к делу, — осек я боксера.

— Прошу прощения. — Нагнувшись к Солли, он произнес:

— Не возражаешь, если я представлю тебя официально, папа?

— Я не ослышался? — вытаращил я глаза.

— Конечно, нет, док, — с довольным смешком сказал Зейгеро. — Папа.

Старик. Отец. Так указано в моем метрическом свидетельстве и прочих документах, — искренне радовался он. — Подтверждение справа от меня.

— Это сущая правда, доктор Мейсон, — улыбнулся Солли Левин. Куда подевался вульгарный акцент обитателя нью-йоркских трущоб? Теперь речь его представляла собой более четкий вариант грамотной речи Зейгеро, чуть растягивавшего слоги. — Буду краток. Я владелец и управляющий фабрики по производству пластмассовых изделий. Вернее, был таковым. Год назад ушел в отставку. Фабрика находится в Трентоне, штат Нью-Джерси. Это недалеко от Принстона, где Джонни сумел выработать отличное произношение, но и только.

Должен заметить, отнюдь не по вине профессоров университета. Дело в том, что почти все свое время Джонни отдавал спорту, снедаемый честолюбивым желанием стать знаменитым боксером. Это меня весьма огорчало, поскольку я надеялся, что сын станет моим преемником.

— Увы, — вмешался Джонни, — я был почти так же упрям, как и мой родитель.

— Ты меня перещеголял, — заметил ему отец. — И мы остановились вот на чем. Я даю ему два года. Этого, — по моему мнению, достаточно, чтобы показать, на что каждый способен. Ведь Джонни уже был чемпионом в тяжелом весе среди любителей. Если же за этот срок он не добьется признания среди профессионалов, то устроится на фабрику. Первый его импресарио был, как часто случается, продажным типом. Через год он с треском вылетел на улицу.

Обязанности импресарио я взял на себя. Я только что вышел в отставку, имел уйму свободного времени. Я был заинтересован в успехах Джонни, ведь он, ко всему прочему, еще и мой сын. Кроме того, признаюсь откровенно, я понял, что перед ним действительно блестящее будущее.

Воспользовавшись возникшей паузой, я спросил:

— Какая фамилия настоящая? Зейгеро или Левин?

— Зейгеро, — ответил бывший фабрикант.

— А почему вы назвались Левином?