Ночь в Кэмп Дэвиде

— Всё не так просто, как кажется, Поль. — Последние слова Грискома заставили Маквейга насторожиться. — Он занимает официальную, выборную должность. Убрать его с поста таким способом невозможно.

— Неужели кто-нибудь из конгресса?

— Я предпочёл бы не говорить об этом.

— Э, Джим, что-то ты сегодня не очень сообразителен. — Гриском улыбнулся. — Раз это выборное лицо, то он непременно должен быть членом конгресса, если только ты не говоришь о Патрике О’Мэлли.

— Не беспокойся, это не О’Мэлли, хотя при сложившейся обстановке подумать на него было бы проще всего.

Мысленно Джим не преминул отметить, что Гриском упомянул О’Мэлли, а не Холленбаха. Но очевидно даже ко всему привычному Грискому не пришло в голову связать президента с такой историей. Маквейг улыбнулся и беспомощно развёл руками:

— Ты загнал меня в угол, Поль. Сегодня я и впрямь плоховато соображаю.

Гриском откинулся в кресле и скрестил руки на груди. Пристально взглянув на Маквейга, он сказал:

— По какой-то таинственной причине ты отказываешься назвать имя. С адвокатами, к которым обращаются за советом, так поступать не принято, и при других обстоятельствах я бы немедленно отказался от такого дела. — Гриском улыбнулся сенатору и продолжал: — Но ты с самого начала сказал мне, как глубоко это тебя тревожит, и я хорошо тебя понимаю. Кстати, Джим, а ты уверен, что не преувеличиваешь?

— Совершенно уверен.

— Ведь время от времени всех нас что-нибудь терзает по тому или иному поводу. В этом кабинете мне часто приходится встречаться с такими людьми. Надломится в них что-то, и вот они уже растерялись и бегут сюда искать помощи у закона. Впрочем, многие из них берут себя в руки, и им удаётся вернуться к нормальной жизни.

Гриском опустил глаза и, казалось, целиком занялся изучением своей трубки, как будто перед ним была логарифмическая линейка и именно в ней он пытался отыскать ответ.

— Вот, например, ты, конечно, знаешь, что я живу на Оу-стрит, в Джорджтауне?

Маквейг удивлённо вскинул голову:

— Я совсем забыл об этом.

— Я так и думал, — мягко ответил Гриском. — Во всяком случае, мне несколько раз приходилось видеть там одного человека, который очень похож на известного сенатора. Я видел его, когда он выходил из одного дома на моей улице. Покидая этот дом, он всегда украдкой оглядывается кругом и затем поспешно удаляется. И представь себе, Джим, что именно в этом доме живёт очень красивая, обаятельная женщина, которая работает у известного нам обоим политического деятеля. Так вот, Джим, этот мужчина, если он только тот сенатор, за которого я его принимаю, имеет прелестную жену и чудесную дочку. Совершенно очевидно, что с женщиной, которая живёт на моей улице, у него любовная связь. Ну и как, Джим, ты объяснил бы такое поведение? Дело это, конечно, обычное и случается сплошь и рядом, но всё-таки, как бы ты объяснил это с точки зрения психики?

Маквейг похолодел и, не мигая, уставился на адвоката. Куда же он клонит? Он старался, чтобы голос его звучал спокойно, но, когда он заговорил, голос его прозвучал скорее злобно:

— Объяснить я тебе, пожалуй, ничего не смогу, но одно я знаю точно, — ты сейчас находишься в чрезвычайно удобном положении для шантажа, если бы только тебе этого захотелось.

Гриском печально улыбнулся, и морщинистое лицо его приняло выражение ласкового участия:

— Ну что ты, ничего подобного у меня нет и в мыслях. Ты ведь знаешь, я не такой человек. Да и потом, я не мог бы решительно опознать этого мужчину. Я ведь просто пользуюсь им в качестве примера.

Маквейг был оглушён, слова застряли у него в горле. Боже мой, мелькнуло у него, уж не думает ли Поль, что я описал самого себя, и теперь пытается показать мне и, по правде говоря, не очень тонко, что я и есть тот самый человек с психической травмой? Джиму захотелось немедленно опровергнуть это подозрение, но он вовремя опомнился. Какая будет от этого польза? Поль просто решит, что он выпутывается в целях самозащиты. И потом, чтобы провести различие между этими двумя личностями, между собой и Холленба-хом, ему пришлось бы сознаться относительно Риты. Мысль о том, что о Рите придётся рассказать третьему лицу, была нестерпима. Пусть она и визжала на него по телефону как дикая кошка, предать её он всё равно не может.

А Гриском, между тем, продолжал говорить всё так же тихо и неторопливо:

— Так что в случае с твоим приятелем, Джим, я бы не стал торопиться. Да и к чему спешить? Насколько мне известно, правительство не переживает кризиса, да и потом я сомневаюсь, чтобы этот твой знакомый мог сильно повлиять на ход международных событий, во всяком случае — за такой короткий срок.

— Пожалуй ты прав, — пробормотал Джим. Господи, как же ему теперь выпутаться из этой хитроумной паутины, которую плетёт Гриском?

— У меня есть конкретное предложение, Джим. Почему бы не покопаться в биографии этого человека? Психологи говорят, что корни душевных срывов у взрослых людей частенько надо искать в те годы, когда происходило формирование личности.

Гриском пристально посмотрел на сенатора: