Ночь в Кэмп Дэвиде

— Слушайте, Джим, я пришёл к заключению, что всё это неспроста, слишком много загадочных вещей происходит в последнее время! Возьмём, например, этого агента ФБР, который рыскал здесь, в Сенате. Я просто уверен, что он хотел допросить меня о вас, иначе какого дьявола было ему назначать частную встречу? И представьте, именно после того, как вы звоните Холленбаху и отказываетесь стать вице-президентом, этот агент вдруг ни с того ни с сего отменяет нашу встречу! А как вам нравится агент Секретной службы, который явился меня допрашивать после поездки в Ля Бёлль? Он задавал мне такие замысловатые вопросы, словно подозревал, что мы с вами покушаемся на жизнь президента! Он залезал в такие подробности, которые определённо не нужны для «обычного», как он сказал, дознания! Он, например, спросил меня, составлял ли я для вас письменный отчёт, и я ответил, что да.

Джим не мог скрыть удивления:

— Боже мой, как я мог забыть об этом!

— В чём дело, Джим?

— Да ведь этот агент, Лютер Смит, заходил и ко мне и задавал тот же вопрос, а я ответил, что вы всё рассказали мне на словах и никакого письменного отчёта не было!

— Но почему вы это от него скрыли?

— Да потому, что ваш отчёт как раз лежал у меня на столе прямо перед его носом, и я боялся, что он попросит показать ему. Я, естественно, не хотел давать отчёт ему в руки. Теперь я всё понимаю: Смит донёс шефу Бразерсу, что я ему солгал, и теперь они и правда думают, что я…

Джим вовремя спохватился и сделал вид, что закашлялся.

— Что вы?..

— Да нет, ничего, я просто хотел сказать, что.

— Знаете, что я вам скажу, босс! Давайте играть в открытую! Скажите, до вас дошли какие-нибудь слухи, что у президента не все дома?

— Вы с ума сошли, Флип! Как вы только могли до этого додуматься?

— Просто, Джим, как я уже вам говорил, за последнее время случается много совпадений. Возьмём, например, мой отчёт. Разве не был Марк Холленбах довольно странным мальчишкой, а потом студентом? В моём квартале, по крайней мере, таких ребят не было, да и в студенческой корпорации тоже! Потом вдруг одно за другим идут эти два расследования и вас выбрасывают из бюллетеня, или, как вы говорите, вы снимаете свою кандидатуру! И заметьте, всё это после того, как я был совершенно убеждён, что Холленбах выберет именно вас!

— Я сам попросил его не иметь в виду моей кандидатуры.

— Знаю. Но всё это изучение личности Холленбаха! Вы как будто психоанализ производите! И вот теперь вам ещё понадобился его послужной список!

Маквейг напустил на себя непреклонный вид:

— Вот что я вам скажу, Флип! Ваш талант мгновенно обо всём догадываться на этот раз здорово вас подвёл. Я, действительно, пишу книгу о президенте. И больше ничего за этим не кроется.

— А я вам не верю! Увольте меня, если хотите, не верю, и всё!

— Ладно, ладно, нечего лезть на рожон. Займитесь-ка лучше послужным списком. Лучше всего, по-моему, действовать через полковника Джозефса, специалиста по военным кадрам. Если он заупрямится, напомните ему, как много мы для него когда-то сделали.

Карлсон поднялся, намереваясь идти, но потом, бросив на сенатора взгляд, выражавший одновременно недоверие и любопытство, сказал:

— Знайте, Джим, как только вы будете готовы рассказать мне обо всём, я к вашим услугам. И может, даже смогу ещё оказаться полезным.

Когда Карлсон прикрыл за собой дверь, Джим понял, что список дружески расположенных к нему людей, которые не верят ни одному его слову, увеличился ещё на одного человека.

В полдень на него навалилась усталость. Как ни странно, это его обрадовало: кровать с прохладными простынями казалась ему раем. Прозвенел звонок, призывавший его на очередное заседание Сената, но он не пошёл. Он известил своих сотрудников, что уходит домой, и покинул Сенат.

На пороге дома его встретила Марта.

— Я совершенно разбит, Марти! Я конченный человек, я немедленно ложусь в постель. И пожалуйста, чтобы никаких телефонных звонков!

— Это что, опять твои дела с президентом?

У него даже не хватило сил ответить, и он только махнул рукой. Марта схватила его за обе руки, с ласковой улыбкой глядя на его усталое лицо:

— Я уже всё решила, Джим!

— Вот как?

Он чувствовал себя так, словно ему дали снотворного и он вот-вот уснёт.

— Да, я решила. Мы уедем с тобой отсюда на несколько дней. Мы поедем на Багамские острова, в Бухту Зелёной Черепахи, и поживём в той тихой маленькой гостинице. Помнишь, как хорошо там было?

Он помнил. Они отмечали там пятую и десятую годовщину их свадьбы. Ему представилась водная гладь с её разноцветными бликами, сверкающая на солнце как огромная зелёная мозаика, представился резковатый, пропитанный запахом водорослей воздух. Он отрицательно покачал головой:

— Не могу, Марти. Когда-нибудь после.

Она сжала его руки и бросила на него умоляющий взгляд:

— Но почему, Джим? Ведь в апреле там так чудесно! Ты смог бы отдохнуть. Мы опять наблюдали бы заход солнца и бродили по берегу. Ты бы занялся рыбной ловлей. Прошу тебя, поедем, Джим! Ведь тебе это так необходимо!