Ночь в Кэмп Дэвиде

Мысли в голове беспрерывно сменялись, как картинки в калейдоскопе. Швеция — окрашенный в каштановый цвет участок карты, Норвегия — зелёный цвет… Вице-президент с женою шведского происхождения. Боже, ведь он, кажется, не уловил самого важного! Именно в этом, наверное, и заключалась его связь с великим планом. Марк Холленбах в чёрном свитере с пушистым воротником скользит по Гудзонову заливу. Идёт и идёт куда-то с надетыми на голову наушниками, в которых раздаются обрывки самых невероятных разговоров со всех телефонных линий континента… О’Мэлли, Спенс и чикагский банкир Дэвидж, молчаливо застывшие на заднем плане. Холленбах за перилами подиума в Стокгольме, облачённый в королевские пурпурные одежды, изучает военную карту Европы, позади него — целый выводок генералов в странных мундирах.

Потом перед ним вдруг снова возникло видение походной палатки во Вьетнаме, только теперь он не стал прогонять видение прочь. Снова и снова вскакивал со своего матраца капрал в приступе лихорадки и кричал, дико размахивая руками, что его преследуют змеи. Потом капрал стал затихать, бессмысленно бормоча что-то. Доктор и два дюжих санитара крепко держали его за руки, и скоро он опять свалился на матрац, дрожа от озноба. Но чудовищная сцена надолго запечатлелась в мозгу и продолжала маячить в памяти.

А позже, когда они проносились по шоссе где-то за Фредериком, в сознания сенатора возникла новая, зловещая мысль. Она настойчиво его преследовала. У него противно заныло под ложечкой, как всегда бывало с ним, когда од испытывал страх. Он почувствовал себя разбитым, смертельно усталым. К кому же теперь обратиться за советом, кому довериться? Пату О’Мэлли? Нет, Пат отпадает. Какая ирония воображения заставила его в первую очередь подумать о человеке, преемником которого он собирался стать? Грэди Кава-ног, судья из Верховного суда, с которым он не раз ловил рыбу и философствовал? Нет, эта проблема не для него!

А может, Поль Гриском? Да, именно Гриском, ловкий политик и адвокат, на котором одежда сидела, как на корове седло. Со времён Гарри Трумэна с ним советовалось каждое правительство, и его клиентура тянулась от Сиэтла до Нью-Дели. Первое, что он сделает завтра утром, это позвонит Грискому! И вдруг он понял, почему выбрал именно Гриско-ма. Старый адвокат был не только его другом, но и старинным другом семьи президента Марка Холленбаха.

В кармане куртки Маквейг нащупал авторучку — талисман Аспена. С задней батареи отопления на него веяло теплом, но од вдруг заметил, что дрожит, и понял отчего: это был страх. Джим Маквейг пришёл к выводу, что президент Соединённых Штатов безумен.

ГЛАВА 5. УОРЛД-ЦЕНТР

В понедельник утром сенатор Джим Маквейг шагал по направлению к Уорлд-центр-билдинг, в нижней части Вашингтона. Шёл сильный дождь. Он барабанил по белому, непромокаемому пальто и ручьями стекал вдоль складок. Джим шёл, как всегда, без шляпы. Шёл, не замечая, что дождь давно уже превратил его шевелюру в мокрый колтун. Он чувствовал себя опустошённым и разбитым. Ночь с субботы на воскресенье прошла без сна. В воскресенье утром, тотчас после завтрака, он позвонил Полю Грискому, и адвокат согласился принять его в понедельник, в одиннадцать утра. И минувшую ночь он тоже провёл почти без сна. Короткие мгновения, когда удавалось забыться, были наполнены нелепыми, дикими кошмарами. Марте даже пришлось раз толкнуть его в бок. Когда он очнулся, оказалось, что во сне он кричал и плакал.

Маквейг не без труда отвязался от заседания сенатской подкомиссии, на котором должен был председательствовать, и теперь, шагая на свидание с Грискомом, мучительно пытался привести спутанные мысли в маломальский порядок.

В конторе адвокатской фирмы Гриском, Фоттерингил и Хэдли были налицо все внешние признака состоятельности. Фирма, хоть и не самая крупная в Вашингтоне, считалась, тем не менее, наиболее влиятельной, особенно, когда к власти приходили демократы. В приёмной ноги клиентов сразу утопали в толстом, толщиной в дюйм, китайском ковре — настоящем произведении искусства, устилавшем весь пол от стены до стены. Ковёр хорошо гармонировал с панелями тёмного ореха, которыми были обиты стены комнаты. Кое-где на стенах висели эстампы в изящных зелёных рамках. Секретарша фирмы, миловидная, не первой молодости блондинка, печатала на бесшумной электрической машинке. С её губ не сходила любезная улыбка.

— Сенатор Маквейг? Вероятно, на приём к мистеру Грискому?

Говорила она стремительно, проглатывая окончания слов, а иногда и сами слова, — порок, одинаково свойственный как низшим, так и самым аристократическим классам Англии.

Маквейг кивнул. Секретарша сняла трубку и, набрав номер, певуче проговорила в неё что-то.

— Может быть, вы присядете? Мистер Гриском явится сию минуту.