Ночь в городе

Герц чувствовал, что его язык работает отдельно от него, и он уже начал утрачивать контроль над тем, что говорит - как будто сидит в стороне и наблюдает, как некто от его имени тарахтит без умолку что-то очень интересное, но крайне запутанное и никому, кроме самого говорящего, не понятное - несмотря на то, что его язык с трудом ворочался во рту, и надо было приложить существенное усилие, чтобы заставить его выталкивать наружу слова. Он выпил ещё стакан, чтобы промочить глотку. Марго, сидя рядом с ним, уперлась своей ногой в его щиколотку, и от места прикосновения у Леонида по ноге шел как будто электрический ток. Но Герц и не думал убирать ногу - ему это было приятно.

- Вы верите в тот свет? - спросил Реджинальд.

- Я не верю, я думаю, что он существует. И вот почему. На мысль о существовании того света наводит эфемерность земного существования - все проходит, все не вечно, все одолевается энтропией. Дружеские связи распадаются, любовь проходит, музыка надоедает, счастливые моменты не повторяются, в конце концов все стареют и умирают, и вообще все хорошие начинания рано или поздно паршивеют. Материя гораздо более эфемерна, чем дух. А крошечные толики счастья, выпадающие иногда в этом мире на нашу долю - не являются ли они слабыми отблесками того, что ожидает нас на том свете? Если того света нет, и души нет, то зачем нужен разум? Как средство выживания? Но амебы тоже прекрасно живут уже много миллиардов лет.

По улице с ревом пронеслась колонна машин.

- Гангстеры поехали кататься, - сказал Реджинальд. - Они так всегда, на куче черных лимузинов.

Потом из глубины Заброшенных Кварталов понеслись тяжелые ритмичные удары. Дом вибрировал в такт им, дрожали, звеня, бутылки у Эрвина в шкафу, расплескивалось спиртное в рюмках.

- А это ещё что? - спросил Герц апатично. Он чувствовал себя ужасно пьяным.

Реджинальд сказал:

- Весьма заурядное явление, его даже не называют никак. Ну, скажите, если не дьявол, то кто же ещё производит эти звуки?

- Кто-то производит. Но почему непременно дьявол?

- Ну, пусть инопланетяне.

- Еще лучше. Нет, уж лучше дьявол.

Повернув глаза к двери, он увидел, что в помещение из темноты ночи вошли, держась за руки, две маленькие фигуры. Это были двое детей - мальчик и девочка; мальчику было, пожалуй, лет девять, девочке - лет двенадцать, но они были почти одного роста. Только странное, не по-детски серьезное выражение их больших глаз сбивало с толку, и возникала мысль, что они гораздо старше. Они были одеты в ветхую, но чистую и аккуратно починенную одежду. Почти бесшумно, все так же держась за руки, не говоря ни одного слова и даже не раскрывая ртов, они прошли по всему залу, задерживаясь у каждого столика и оглядывая сидящих своими пугающе серьезными немигающими глазами.

- Кто это? - тихо спросил Герц. Ему стало страшно и странно, как будто посреди жары кто-то окатил его ведром холодной воды. Секунду спустя он понял, что больше всего поразило его в облике этих детей: их взрослые, широко раскрытые глаза ни разу не мигнули.

- Ночные дети, - сказал Реджинальд. Дети подошли к стойке, и Эрвин взял их за руки, отвел за стоящий в углу столик и поставил перед ними тарелку с какой-то едой. Молча и бесшумно дети стали есть, аккуратно подбирая крошки.

- Появляются из ночи, как из тьмы выныривают, - рассказывал Реджинальд. - Приходят, съедят что-нибудь и, ни слова не говоря, уходят опять. Никто не знает, кто они и откуда. Одни в лохмотьях, другие в приличной одежде. У них только у всех взгляд один и тот же - по нему их и узнают.

- Да, - сказал Герц. - В их взгляде запечатлен весь ужас ночи.

Он хотел сказать всего лишь парадоксальное замечание, но сказав, понял, что был совершенно прав, и его даже передернуло. Сейчас ему казалось, что ничего более непонятного и пугающего, чем эти дети, он до сих пор в городе не видел.

Несколько минут он молчал, вслушиваясь в звуки ночной жизни - где-то вдали опять выстрелы и сдавленный вопль - потом снова взглянул в тот угол, где сидели "ночные дети" - но их там уже не было. Они ушли и исчезли во мраке так же бесшумно, как и появились. Осталась только тарелка, вылизанная до блеска, так что казалось, что с неё и не ел никто. Он ещё помолчал, а потом сказал:

- Значит, вы определенно считаете, что у вас здесь находится центр мирового зла? Ну что же, может быть. Только нет дьявола никакого. Это все она, энтропия поганая - всю жизнь она меня преследует. Общество распадается, город распадается, мир распадается. И нет никакого выхода. Переделать уже невозможно, настолько все прогнило, а разрушать - только хуже будет.

- Так может, лучше - разом, чем медленно подыхать?