Ночь молодого месяца

Совсем близко уже проклюнулась издалека принесенная спора: лопнувшая морщинистая кожура, словно рот до ушей, подразнила извилистым языком. С быстротой ртути в термометре, взятом горячей рукой, с нарастающим треском и шелестом вырастал «лес». Наилю взбесило, что Рагнар спокойнехонько приседает, как поутру у себя на вилле под Тронхеймом, и она закричала, обводя рукой берег:

— Смотри! Да посмотри же ты, какие умницы! Ты понимаешь, это же дети, молодежь, они осваивают новую страну!

— Я смотрю, — ответил пристыженный Рагнар и разминаться перестал.

…Подрастут белесые, мягкие детеныши на острове среди Теплых Озер, и старики расскажут им, что обязанность нового поколения — освоить пустынную страну. И снова ударит великий гейзер, и вымуштрованная извержениями «флора» Химеры свернется в тугие клубки. Тогда молодые подхватят споры и будут сеять… Разве мы не заняты тем же самым? Может быть, пройдут столетия, и возникнет новое, невообразимое пока единство первопроходцев — людей и химер.

Виола шла по берегу, осторожно обходя ползающих детенышей. «Лес» уже достиг полного роста, в нем было совсем темно, и только маленькие химеры зажигали свои нежно-голубые «габаритные огни», которые у взрослых гигантов достигали прожекторной яркости. Так, при собственном свете, осваивались переселенцы. Виола видела, как из-под кольчатых жирных «корней» с тихим плеском бросались в черную воду реки и мерцали, пролетая над близким каменным дном, быстрые, как ласточки, тени…

Сзади переговаривались Рагнар с Наилей. Торжественность обстановки подействовала даже на толстокожего варяга, и он высказывался театральным шепотом.

— Ой, братики, — восхитилась Наиля, — неужели с ними большой летел? Это как учитель, да? А почему мы его не заметили?

Сияние широким нимбом вставало из-за стволов, двойное радужное сияние на боках колоссальной химеры. Лежала она, с целую поляну шириной, толстая и лоснящаяся, как некий невообразимо громадный живой язык, и на ее спине приютилось уже не меньше десяти детенышей…

Виола знала совершенно точно: взрослой химеры в стае не было.

И вообще не было на Теплых Озерах химеры такого размера и вида, круглой как блин, с толстыми, непригодными для полета краями, с белесыми мраморными пятнами на коже…

— Вот вам ваша промежуточная форма, причем живехонькая, — мрачно заскрипел голос Куницына, и певуче согласилась Тосико Иоцуя:

— Да, скорее всего родственная тупиковая ветвь, аналогичная нашим гориллам… А может быть, иной вид?

Значит, над «лесом» уже кружили гравиходы с телелокаторами. Но те, кто сидел там у экранов, явно не понимали того, что вдруг с потрясающей ясностью сообразила Виола. И Рагнар с обвившейся вокруг него Наилей тоже ничего не поняли; даже тогда, когда рванулся со спины великана детеныш, но не взлетел — что-то держало его намертво, он весь переливался огнями и бился, как бабочка в руке… И другие забились, пытаясь оторваться, но не смогли, и все вдруг обмякли, стали плоскими и на глазах побелели.

И тогда, глядя на вялые, растекшиеся, как медузы на воздухе, тела детенышей, Виола вдруг ощутила, что они мертвы. Мертвы, бедняги, пионеры, усталая молодежь, с радостью устремившаяся на спину «старика», приманившего ее знакомыми сигналами дома и уюта…

Бедные малыши.

Зло многолико и неожиданно, особенно на путях поиска.

Очевидно, придя к тем же выводам, что и Виола, крикнул с гравихода, как ножом по ржавому железу процарапал, Куницын:

— Ах ты, пакость!

Несколько новых маленьких летунов, радостно трепеща, опустились на гостеприимную спину.

Но для Виолы было достаточно крика Алексея Сидоровича; она точно знала, что бы сделал Алексей Сидорович после крика «ах ты, пакость», если бы оказался рядом, что бы он сделал даже с опасностью снова обгореть заживо. И Виола без колебаний вырвала из кобуры пистолет-парализатор, предписанный к ношению на планетах, где предполагается разумная, но незнакомая жизнь. Ей теперь было наплевать на электрические железы, на гамма-лучи, на ультразвук и магнитное поле, на все, что могла выбросить из себя эта пакость.

«Не тронь его, всех нас погубишь!» — в самую барабанную перепонку завопил Рагнар, больно хватая за плечи. Наиля с неожиданной силой отшвырнула его на ближайший ствол.

Виола выстрелила, закусив губу. Тварь задрала и опустила передний край. Огромная волна прошла по всему ее телу, испуганно взлетели малыши, отрываясь от сразу ослабевших спинных присосков. Стоя перед пляшущим маслянистым грибом, перед живой многотонной медузой, то обнажавшей, то прятавшей в конвульсиях клубок чудовищных щупалец под животом, Виола стреляла до тех пор, пока тварь не утратила способность двигаться и мозг ее не оцепенел…

А тогда, убедившись в своей победе, облегченно залилась слезами. Наиля попыталась погладить — резко отбросила ее руку. Ревела вволю, во весь голос — нужды нет, что слышал весь экипаж «Перуна», — ревела, срывая разом и преодоленный ужас, и досаду на неудавшийся Контакт… С детства так сладко не выплакивалась.

Опять коснулось что-то воротника… Она резко, со злостью обернулась.