Ночь – мой дом

— Скажете мне, нужно ли их отправлять в Швейцарию.

— Хорошо, сеньор. Хорошо.

Выйдя из мастерской, он обнаружил, что бесцельно бродит по Старой Гаване. За год он много раз сюда ездил и успел решить для себя: это не просто город, это мечта. Мечта, у которой закружилась голова на солнцепеке, мечта, которая утонула в собственном безграничном стремлении к томной неге, в любви к сладострастному говору собственной агонии.

Он свернул за угол, за другой, за третий. И оказался на улице, где стоял публичный дом Эммы Гулд.

Эстебан дал ему этот адрес больше года назад, вечером накануне того кровавого дня — с Альбертом Уайтом, Мазо, Кротом, с беднягами Сэлом, Левшой и Кармине. Уезжая вчера из дому, Джо в глубине знал, что придет сюда, но поначалу не признавался себе в этом, потому что ему казалось: это глупость и легкомыслие. А в нем осталось очень мало легкомыслия.

Перед входом стояла женщина, смывая шлангом с тротуара осколки стекла, очевидно выбитого ночью. Она отправляла стекло и грязь в канаву, и те устремлялись вниз: мощеная улица шла под уклон. Когда она подняла глаза и увидела его, шланг повис в ее руке, но не упал.

Годы не были безжалостны к ней, хотя и не слишком пощадили. Она походила на прекрасную женщину, чьи пороки не прошли бесследно, на женщину, которая слишком много курит и пьет: обе эти привычки проявились в морщинках у внешних уголков ее глаз, в углах рта и под нижней губой. Нижние веки набрякли, а волосы казались ломкими, несмотря на здешнюю влажность.

Она приподняла шланг и продолжила свою работу.

— Говори, что хотел, — бросила она.

— А ты не хочешь на меня посмотреть?

Она повернулась к нему, но по-прежнему глядела на тротуар. Ему пришлось отступить, чтобы не замочить ботинки.

— Итак, ты попала в аварию и подумала: «Дай-ка я извлеку из этого выгоду»?

Она покачала головой.

— Нет?

Еще одно покачивание головой.

— А что же тогда?

— Когда за нами погнались легавые, я сказала шоферу, что удрать можно, только если свалимся в машине с моста. Но он не послушал.

Джо снова отступил от струи из ее шланга.

— И что же?

— И я ему прострелила затылок. Мы ушли под воду, я выплыла, а наверху меня ждал Майкл.

— Кто это — Майкл?

— Еще один парень, который сидел у меня на крючке. Он меня всю ночь поджидал возле отеля.

— Зачем?

Она хмуро глянула на него:

— Сначала ты, а потом Альберт: мол, я не могу без тебя жить, Эмма, ты вся моя жизнь, Эмма. Завели шарманку. Мне нужна была страховочная сетка, на случай если вы друг друга порешите. Какой еще выбор у девчонки? Я знала, что рано или поздно мне придется ускользнуть из ваших лап. Ну вы были и горазды оба трендеть.

— Приношу глубокие извинения, — произнес Джо, — за то, что тебя любил.

— Ничего ты меня не любил. — Она сосредоточила усилия на особенно упрямом осколке, засевшем между двумя плитами улицы. — Ты хотел мною обладать. Как паршивой греческой вазой или шикарным костюмом. Показывать меня всем своим друзьям, спрашивать: «Правда, она цыпочка?» — Теперь она посмотрела на него по-настоящему. — Я не цыпочка. Я не хочу, чтобы мной кто-то владел. Я хочу владеть сама.

— Я тебя оплакивал, — сообщил Джо.

— Очень мило, дорогуша.

— Много лет.

— И как ты только вынес такой тяжкий крест? Боженьки мои, да ты просто герой.

Он отступил от нее еще на шаг, хотя она уже направляла шланг в противоположную сторону. Он впервые понял всю эту затею — как простофиля, которого надували столько раз, что жена не выпускает его на улицу, пока он не оставит дома часы, бумажник и мелочь.

— Ты забрала те деньги из камеры хранения на автовокзале, верно?

Она явно ждала пули, видимо опасаясь получить ее вслед за этим вопросом. Но он поднял руки, показывая, что они пусты и будут пусты в дальнейшем.

— Не забывай, ты сам отдал мне ключ, — ответила она.

Если у воров существуют законы чести, то по этим законам она права: он отдал ей ключ и она вольна была распоряжаться им по своему усмотрению.

— А та мертвая девушка? Та, чьи части тела нашли в воде?

Она выключила шланг и прислонилась к штукатурной стене своего борделя.

— Помнишь, как Альберт говорил, что подыскал себе новую девку? — спросила она.

— Как-то смутно.

— В общем, он говорил. Она сидела в той же машине. Я так и не узнала, как ее зовут.

— Ты ее тоже убила?

Она мотнула головой, слегка постучала себя по лбу:

— Когда случилась авария, она ударилась головой о спинку переднего сиденья. Не знаю, тогда она умерла или потом. Меня уже рядом не было, чтобы это выяснить.

Он стоял на этой улице, чувствуя себя дураком. Чертовым дураком.

— Ты меня когда-нибудь любила? — спросил он.

С нарастающим раздражением она обшарила взглядом его лицо.

— А то как же, — ответила она. — Может, даже несколько раз. Мы с тобой неплохо повеселились. А когда ты переставал на меня молиться и начинал трахать как следует, было и вовсе славно. Но тебе надо было сделать из этого кое-что еще.

— Что же?