Читаем Ночь – мой дом полностью

Ночь – мой дом

Бывали недели, когда Джо не спал по две-три ночи — от страха, или потому, что старался учесть все тонкости положения дел, или же потому, что его сердце упорно колотилось в грудной клетке, словно пытаясь вырваться на свободу.

Повторяй себе, что ты выдержишь.

Повторяй себе, что это место не выест тебе душу.

Но главное — повторяй себе: я буду жить.

Я выйду отсюда.

Любой ценой.

Мазо выпустили весенним утром 1928 года.

— В следующий раз, когда ты меня увидишь, — сказал он Джо, — будет день свиданий. И я буду по другую сторону этой сетки.

Джо пожал ему руку:

— Будь здоров.

— Я посадил своего крючкотвора поработать над твоим делом. Скоро ты выйдешь. Бодрись, парень, гляди веселей.

Джо попытался найти утешение в его словах, но знал, что если доверится им, остаток срока покажется вдвое длиннее, потому что он позволит себе надеяться. А ведь это всего лишь слова. Как только Мазо оставит тюрьму в прошлом, он с легкостью оставит в прошлом и Джо. Такое вполне возможно.

Или будет все время манить Джо посулами, чтобы тот вел его дела внутри этих стен. Вовсе не собираясь нанимать его, когда тот окажется снаружи.

Так или иначе, Джо не в силах был ничего сделать — только сидеть и ждать, как все обернется.

Освобождение Мазо никак не могло остаться незамеченным. То, что тлело внутри тюремных стен, полыхнуло ярким пламенем за их пределами. Что и говорить, убийственный май, как прозвали его газетчики, впервые сделал Бостон похожим на Детройт или Чикаго. Бойцы Мазо обрушивались на принадлежащие Альберту Уайту букмекерские конторы, винокурни, грузовики, на его бойцов, словно открылся сезон охоты. Да так оно, по сути дела, и было. Не прошло и месяца, как Мазо вытеснил Альберта Уайта из Бостона, и немногочисленные уайтовские приспешники, уцелевшие после этой охоты, улепетнули вслед за ним.

А заключенных, казалось, накачали успокоительным. Никто больше никого не резал. Весь остаток 1928 года никого не сбрасывали с ярусов, не тыкали заточкой в очереди за едой. Джо понял, что в Чарлстаунском исправительном заведении действительно воцарился мир, когда он сумел заключить сделку с двумя уайтовскими винокурами, отягощенными самыми тяжкими приговорами, чтобы те занялись своим ремеслом внутри тюремных стен. Вскоре охрана уже тайком продавала джин за пределы Чарлстаунской тюрьмы, и напиток был отличный, он даже получил в народе свое прозвище — «каталажное зелье».

Впервые после того, как он вошел сюда летом двадцать седьмого, Джо спал крепко и спокойно. У него появилось время, чтобы оплакивать отца и Эмму: раньше его мысли заняты были кознями, которые строили против него другие.

Самым жестоким трюком, который сыграл с ним Господь во второй половине двадцать восьмого, стали появления Эммы в его снах. Джо чувствовал, как ее нога пробирается между его ногами, вдыхал аромат ее духов, открывал глаза и видел ее в дюйме от себя, ощущал ее дыхание на своих губах. Он поднимал руки над матрасом, чтобы провести ладонями по ее голой спине. И тут его глаза открывались на самом деле.

Никого.

Лишь тьма.

И он начинал молиться. Он просил Господа позволить ей жить, даже если сам он никогда ее больше не увидит. Пожалуйста, пусть она будет жива.

Только, Господи, живой или мертвой, прошу Тебя, перестань посылать ее в мои сны. Я не могу терять ее снова и снова. Это чересчур. Это слишком жестоко. Господи, просил Джо, смилуйся надо мной.

Но Господь не сделал этого.

Эти появления будут продолжаться до конца заключения Джо в Чарлстаунском исправительном заведении.

Отец ни разу не являлся ему в снах. Но Джо его чувствовал — как никогда не чувствовал, пока тот был жив. Иногда Джо сидел на своей койке, раскрывая и закрывая часы, раскрывая и закрывая, и воображал себе разговоры, которые они могли бы вести, если бы все застарелые грехи и ожидания не стояли у них на пути.

Расскажи мне про маму.

Что ты хочешь узнать?

Кто она была?

Испуганная девчонка. Очень испуганная, Джозеф.

А чего она боялась?

Того, что вокруг.

Что это значит?

Она боялась всего, чего не понимает.

Она меня любила?

По-своему — да.

Это не любовь.

Для нее это была любовь. Не думай, будто она тебя бросила.