Действовать надо было быстро. Времени подумать не оказалось – всякие хохоты и хлопанье дверей надо пресекать быстро и в самом зародыше.
– Тоска, идём наверх, а ты, Фомич, присмотри за Матвейкой! – скомандовал я.
Мы выбрались из подвала и окунулись по пояс в туман.
– Мистика какая-то, – Тоска поёжилась. – Откуда в доме туман?
– Вот и я о том же, – сказал я и шагнул вперёд.
Оказалось, довольно необычно идти и при этом не видеть своих ног. И даже не чувствовать их. Хотя мне было совсем не страшно, наоборот, даже смешно. Я почему-то вдруг представил себя стоящим на сцене: опустил руки в туман и попытался его взять. Глупо, конечно. В руки туман не взялся.
– Ты не чувствуешь – пахнет сигаретами? – Тоска оторвала меня от дурацких мыслей. – Может, Фомич закурил?
Пришлось принюхаться. На самом деле пахло сигаретами.
– Фомич? Вряд ли. Даже если бы он и закурил, запах так быстро из подвала не дошёл бы. А если и дошёл, то был бы резким. А тут слабая вонь буквально отовсюду.
И я снова принюхался, для лучшего восприятия даже опустил лицо в туман, как нырнул. Запах шёл от тумана.
– Если какой-то дым пахнет сигаретами, то это уже не мистика, – сделал я вывод. – Сигаретных мистических туманов тоже не бывает…
– Ты думаешь, это опять Резиновый Паук? – спросила Тоска.
Я пожал плечами – информации было пока слишком мало. Но туман и хохот… И мертвец в гробу. Слишком уж как-то прямолинейно.
И тут погас свет. Стало темно и тихо.
– Представление, кажется, начинается. Занавес! – произнёс я и на всякий случай достал из рукава томагавк.
Раздался крик. Правда, теперь уже снизу. Кричал Матвейка. Потом по лестнице простучали шаги, что-то грохнуло. Воздух шевельнулся. Матвейка наткнулся в темноте на стул и ойкнул.
– Не дёргайся, – сказал я. – А то ушибёшься. Мы тут.
– Подождите, не уходите, мне страшно, – всхлипнул он. – Там…
– Эй, ты, куда сдёрнул?! – послышался из подвала голос Фомича.
– Спокойно! – повторил я. – Без дрыганий…
– Мамочка, мамочка… – повторял Матвейка.
Мы с Тоской поспешили ему на помощь. Хорошо, что не успели подняться на второй этаж.
– Матвейка, мы здесь, успокойся! – сказала Тоска ободряюще.
– Обойди стул, не трогай его, – постарался я предостеречь Матвейку от опасности.
Но было уже слишком поздно.
Матвейка, видимо, сильно разнервничался и со страха вырвал стул из дверей. Вместе со стулом он шагнул за порог, и двери подвала автоматически за ним закрылись.
– Матвейка, что же ты наделал! – не удержалась и довольно резко сказала Тоска. – Ты же запер Фомича!
Мы стояли возле Матвейки. Он всхлипывал и продолжал держать в руках злосчастный стул.
– Ну ладно, ладно, ладно, не бери в голову. Лучше сядь посиди, в ногах правды нет. И твоему, Тоска, Фомичу будет полезно посидеть подумать, – сказал я и похлопал дверь подвала рукой. – Там. Внизу.
– Он не мой, – фыркнула Тоска, – он папин-мамин. Что делать-то будем?
– Эй вы, хорош шутить, откройте! – услышали мы голос Фомича из-за закрытой двери.
– К сожалению, не можем! Свет погас, и дверь закрылась автоматически! – ответила Тоска. – Придётся немножко подождать…
– Так делайте что-нибудь, чёрт вас побери! – Фомич с яростью начал пинать дверь, сопровождая свои действия ругательными выражениями.
– Успокойся, сейчас мы что-нибудь придумаем! – продолжала успокаивать Тоска.
– Да пошли вы, открывайте скорей, мне… мне надо!
– Пить меньше надо. И вообще следи за базаром, здесь всё-таки дети и женщины, – с иронией произнёс я. – И покойник. То есть усопший. Ты книжку должен читать, а не чертыхаться. Покойники этого не любят, ты учти.
Пока мы все беседовали, из гостиной послышались стоны и многочисленные стуки. Матвейка вцепился в меня, как голодный весенний клещ, и я почувствовал, как он дрожит.
– Кто там? – шёпотом спросил он.
– Сейчас посмотрим, – ответил я ему, а Тоске сказал: – Надо искать щит, видимо, само по себе выбило пробки. А может, и не само по себе…
Я вовремя замолчал. Не стоило пугать Матвейку ещё больше своими подозрениями о присутствии в доме кого-то постороннего.
Я вплотную подошёл к двери в подвал и спросил:
– Фомич, ты здесь?
В ответ я получил злобное мычание. Мне это понравилось. Ещё больше мне бы понравилось, если бы Фомич стонал. Даже лучше – кричал от боли. Зараза.
Я поймал себя на мысли, что уже во второй раз меня раздражает, что рядом с Тоской находится ещё кто-то. В прошлый раз это был Пашка[1]. В этот раз Фомич. Правда, Фомич гораздо хуже Пашки. Наглый, сверхсамоуверенный, да ещё и журналист. И наверняка хочет стать писателем. Сочинить «художественное произведение».
Застрелил бы из отравленной плевалки.
Мне стало даже слегка смешно. Кажется, я начинаю ревновать.
Докатился.
– Мы пошли, – сказал я. – Поищем щит.
– Скорей давайте, – провыл из-за двери Фомич. – Тут… Тут что-то шевелится!
Фомич заколотил кулаками по двери. Это было хорошо.
– Никуда не уходи, – сказал я. – Может, нам удастся включить электричество. Тогда дверь откроется. Тоска, Матвейка, подставляйте руки. И ещё.
Я достал из рюкзака два баллончика.
– Что это? – спросила Тоска. – Освежители воздуха, что ли?