Ночь, которая никогда не наступит (СИ)

Я, наверное, даже покраснела от того, какую нелепую ложь выдумала. Если этот вампир или маньяк не отличается ограниченными возможностями, он поймет, что я разговариваю сама с собой. Потом я испытала ещё больший стыд, когда поняла, что против вампира это было бы бесполезно. Благодаря своему животному слуху, вампир бы услышал, что у меня в трубке до сих пор гудки. Какая глупость стыдиться того, что мой потенциальный убийца может принять меня за дурочку.

Я ускорила шаг и стала ещё раз набирать номер. Я не побежала лишь по той причине, что решила сохранить силы, на случай если мне действительно придется удирать. Было бы глупо упасть в весеннюю грязь просто так. Деревья вокруг мелькали у меня перед глазами, я старалась смотреть по очереди в каждую сторону, чтобы не пропустить убийцу. Шорохи прекратились, но сейчас я не была уверена, что мои собственные шаги принадлежат только мне.

Когда я услышала чьи-то голоса и поняла, что уже практически вышла из парка, у меня зазвонил телефон. Я не успела унять свою внутреннюю дрожь и, пока поворачивала его экраном к себе, уронила на землю. Мой красивый белый телефон лежал в грязи, но все ещё звонил. Это привело меня в себя. Преодолевая отвращение, я вытащила его из грязи, очистила пальцами экран и увидела, что звонит моя подруга Одри.

Обычно ещё за неделю до «Дня Любви» я переставала отвечать на звонки из страха, что кто-то будет интересоваться, не осталось ли у меня лишнего голоса. Своим отказом я могла бы кого-то убить. Сегодня уже не было смысла спрашивать, можно было лишь умолять. Одри вряд ли звонила по этому поводу, она состояла в Клубе Взаимопомощи. В нём искали людей, которые голосовали друг за друга. Членство там стоило немалых денег, но это было спасением для тех, кто не мог найти людей для голосования. Точнее, спасением для обеспеченных людей. Конечно, проще было бы просто договориться бесплатно или купить голос без посредников, но это всегда было ненадежно. В клубе же с каждым членом работали психологи, проверяя вероятность того, что человек в последний момент может передумать отдавать голос за назначенного участника. В случае ошибки клуб обязывался вернуть деньги за весь год. Одри говорила, что членство в клубе приравнивало её к посетителям борделя, потому что она тоже покупала любовь за деньги.

Я надеялась, что у Одри ничего не могло сорваться, и она звонила мне по другому поводу, поэтому я ответила на звонок.

- Эми, ты где сейчас?

Голос Одри до сих пор звучал, как у подростка, ровно и требовательно. Мне хотелось ей рассказать, что я забрела вглубь парка, но я не стала. Ей могло показаться, будто бы я хвастаюсь своим безрассудством. Да и не особо это опасный поступок.

- Я гуляю в парке недалеко от пункта голосования.

- Вильгельм сегодня уехал на выходные к себе домой, я не хочу оставаться одна, ты можешь ко мне приехать?

Одри всегда была чрезмерно прямолинейной, она просто сказала мне, что зовет меня лишь потому, что её друг не смог остаться с ней. На её месте, прежде чем позвать к себе, я бы сказала, что я соскучилась, и мы давно не виделись. Тем не менее, её приглашение меня обрадовало, потому что это был повод не возвращаться домой.

- Конечно! Только схожу проголосовать и позвоню родителям!

- Приходи до темноты.

Она повесила трубку. Её последняя фраза заставила меня почувствовать себя до смешного глупой. Я просто не могла встретить вампира в лесу сейчас, потому что ещё было светло. Может быть, там в лесу просто бродила бездомная собака или, того хуже, белка. Я была настолько трусливой, что сама придумывала себе страхи, если вокруг не было ничего опасного.

Когда я вышла на открытую часть парка, я решила позвонить маме.

- Эми, ты пошла в магазин купить нам еду на завтрак? В этом нет необходимости, я уже приготовила яичницу с сыром.

Голос мамы звучал бодрее, чем обычно. Надо же, она даже приготовила мне завтрак, из-за этого стало немного грустно оставлять её.

- Это здорово, я и правда пошла в магазин, но мне только что позвонила Одри и попросила переночевать у неё. Ты не обидишься, если я к ней поеду сегодня?

- А,-мамин голос стал растерянным,-нет, езжай. До завтра.

Мы попрощались хорошо, но когда я оборвала связь, я почувствовала себя омерзительно. Моя мама много лет лечилась от шизофрении, поэтому отказывать ей в чём-то было вдвойне кощунственно. Ненормальные и ранимые люди окружали себя броней беззащитности, те, кто их обижал, несомненно, вели себя аморально. Я надеялась, что мама, как и обычно, большую часть своего дня проваляется у телевизора, сходит на голосование,  а вечером уже и папа вернется. В конце концов, я не должна была каждый раз менять свои планы ради неё, ведь мамину жизнь мое рождение едва ли изменило. До десяти лет меня воспитывала бабушка, а родители были приходящими смешными тетей и дядей, дарящими мне дурацкие подарки и играющими со мной, как мои друзья.