Ночь иллюзий

- Не заставляйте меня уговаривать вас, Барделл. Я из тех людей, которые любят слушать.

- То, что я могу рассказать, не сделает вас счастливым.

- А вы попробуйте.

Он хитро посмотрел на меня.

- Позвольте мне вместо этого задать один вопрос, Флорин: как вы добрались из вашего номера в довольно-таки заурядном отеле, до Дома Правительства? И по этому же поводу: как вы попали в отель?

Я стал припоминать. Ничего. Вспомнил номер. Попытался вспомнить детали регистрации, лицо коридорного...

Должно быть, я позволил соскользнуть маске игрока в покер с моего лица, потому что Барделл оскалил зубы в беспощадной усмешке.

- А вчера, Флорин? Что-нибудь о вашем последнем деле? О ваших старых родителях, долгих счастливых годах детства? Расскажите мне о них.

- Это, наверное, действие наркотика, - сказал я, чувствуя, каким неповоротливым становится язык.

- В воспоминаниях Флорина, кажется, есть немало пробелов, - презрительно усмехнулся экс-Сенатор. - Как называется ваш родной город, Флорин?

- Чикаго, - сказал я, произнося название как будто на иностранном языке. Сенатор выглядел озабоченным.

- Где это?

- Между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, если только вы не передвинули его.

- Лос-Анджелес? Вы имеете в виду Калифорнию? На Земле?

- Вы догадались, - сказал я и сделал паузу, чтобы облизнуть губы сухим носком, который обнаружил на том месте, где обычно находился язык.

- Это кое-что объясняет, - пробормотал он. - Возьми себя в руки, приятель. Тебя ожидает нечто забавное.

- Валяй, - сказал я.

- Мы не на Земле, мы на Грейфеле, четвертой планете системы Вулф-9 в двадцати восьми световых годах от Солнца.

- Это, действительно, занятно, - сказал я, и мой голос был пустым, как игрушка на рождественской елке. - Выходит, не нас оккупирует чужая планета, а мы оккупируем ее?

- Вы не обязаны верить моим словам, Флорин. - Разбитая губа, а может быть что- то другое делало его голос не совсем ясным. - Посмотрите вокруг. Похожи ли эти растения на земные? Разве вы не заметили, что сила тяжести на восемнадцать процентов меньше, а воздух больше насыщен кислородом? Взгляните на солнце: это диффузный желтый гигант.

- Хорошо. Моя старая мама, если у меня была старая мама, всегда учила меня смотреть правде в глаза. В этом вы мне здорово помогаете. Кто-то взял на себя массу хлопот как на транспортировку меня к месту, называемому Грейфел, так и на постройку достаточно убедительных декораций. Должна существовать причина для всего этого, не так ли?

Он посмотрел на меня, как хирург смотрит на ногу, которую необходимо ампутировать.

- Вы не ведаете, что творите. Вторгаетесь в нечто недоступное вашему пониманию. Сущность не является тем, чем она кажется...

- Не рассказывайте мне о том, чего не существует, говорите о том, что есть.

- Я не могу этого сделать. - Он что-то вертел в руках: с блестящими кнопками и хрустальной петлей наверху, на которую трудно было смотреть. - Я был терпелив с вами. Флорин, - сказал он, но его голос ускользал от меня, слова вылетали быстрее и быстрее, как пластинка не на тех оборотах.

Моя голова запульсировала болью. Я пытался ухватить ускользающий силуэт, но он растаял. Я увидел вспышку в солнечных лучах и услышал голос, раздающийся из-за холмов:

- ...извини. Флорин...

Затем фиолетовая темнота взорвалась, и я очутился в самолете, упавшем в пучину, полную затихающего грома.

XIX

- Мистер, Флорин, - говорил легкий сухой голос, - вы создаете проблемы для всех нас.

Я открыл глаза, и славный парень со змеиной головой улыбнулся мне безгубой улыбкой и выдохнул фиолетовый дым из безносых ноздрей, сверкая глазами без век. Он развалился в шезлонге, одежда его состояла из открытого жакета, сшитого из оранжевых полотенец, и оранжевых шортов. Цвет их напоминал мне о чем-то, что я никак не мог ухватить.

- Это кое-что, - сказал я и сел на стул. Между нами был стол под бело-синим зонтиком. Позади террасы виднелась полоска белого песка, похожего на пляж, но не было моря.

Я старался не смотреть на блестящие серебристо-фиолетовые бедра, ребристую бледно-серую грудь с крошечными малиновыми пятнышками, на ступни толщиной с палец в сандалиях с широкими ремнями. Он заметил, что я гляжу на него и издал мягкое кудахтанье, которое, видимо, означало смех.

- Извините меня, - сказал он. - Я нахожу ваше любопытство поразительным. Я подозреваю, что в момент вашего растворения вы вытягиваете шею, чтобы раскрыть состав растворителя.

- Это просто безобидная эксцентричность, - сказал я. - Такая же, как ваши вкусы в одежде.