Ночь гнева

Не помню, как я оказалась у порога моей избушки, должно быть, звериное чутье протащило меня в беспамятстве через леса к единственному в мире месту, которое я могла назвать домом. Окровавленная, обессиленная, вся в грязи и пыли, я лежала и молила далекое небо только об одном — дать мне силы войти в дом и умереть человеком. Небо сжалилось надо мной. Я нашла в себе силы встать, втащить волчье тело через порог, перекинуться в человека, натянуть рубаху, достать из уцелевшей сумки, которую неведомо как я тоже приволокла с собой, проклятый саван, сесть на лавку и спеть Прощальную Песнь — миру, жизни, лесу, солнцу, небу, звездам, ветру… своей потерявшейся и умирающей сейчас любви:

Кровь моя холодеет под кожей,
Сердце стынет, темнеет в глазах,
Я не стану красивей, моложе,
Утонув в поминальных слезах.
Я его уберечь не сумела,
И вернуться уже не смогу,
Завтра он охладевшее тело
Обретет на пустом берегу.
Вы, деревья, его приведите
На могилу мою у корней,
Красоту вы мою сохраните
От тягучих и пасмурных дней.
Ты же, солнце, согрей его руки,
Когда вдруг он отыщет меня,
Сохраните его от разлуки
С теплым светом осеннего дня.
Ну а ветер пусть думы развеет,
Пусть тропа будет ровной ему…
А мне сердце уже не согреет
Солнца свет. Ухожу я во тьму.

Я легла, вытянувшись во весь рост, на скамью, накинула сверху саван и впервые в жизни погрузилась в сон. В небытие, из которого не было возврата.

Когда он пришел на следующий день, призрачная тень волка неотступно, мелькая среди стволов, следила за ним светящимися желтыми глазами. Молча, ссутулившись, вошел в избушку, взял с лавки холодное тело, перекинул через седло, как много лет назад, и привез в город. Похоронил под стеной и каждую ночь приходил и сидел у изножья могилы, низко опустив поседевшую голову. А через год его положили рядом с той, которую не смог ни забыть, ни простить. Он наконец обрел желанный покой — впервые и навеки в ее звериных объятиях.