Ночь эльфов

– Я и не знал, что мы должны будем присутствовать при обручении, – прошептал он. – Горлуа быстро смекнул, что к чему!

Лео де Гран был человеком, привычным к сражениям, и мог быстро разгадывать замыслы врагов лишь на поле битвы. Сейчас ему казалось, что он просто третьеразрядный актер в каком-то мрачном фарсе – настолько нелепо складывались события с момента его приезда в Лот. Он думал, что его позвали, чтобы он принял на себя власть в королевстве, но никто не обращал на него внимания. Горлуа за целый день не сказал ему ни слова – как, впрочем, и королева, его сестра,– и вот теперь они обвенчались на глазах у всей собравшейся знати! Так, значит, он нацелился на трон, этот старый лицемер, этот кривой урод, весь исполосованный шрамами, который по возрасту годился королеве в отцы! На его трон!

Когда до него внезапно дошел смысл слов герцога Соргалля, он повернулся к нему с таким разъяренным видом, что Белинант и его жена Хеллед одновременно попятились. Лео де Гран с трудом сдержал уже готовое вырваться ругательство и попытался изобразить на лице любезность, вопреки охватившей его ярости. Герцог Белинант, судя по всему, тоже был поражен происходящим; возможно, удастся найти в нем союзника, когда придет время…

– Простите меня, – с трудом произнес он наконец, – Мне тоже было неизвестно об этом балагане.

Тем временем коленопреклоненная королевская чета принимала благословение епископа.

– Герцог Горлуа, клянешься ли ты взять в жены Игрейну, если святая Церковь даст на то соизволение?

– Клянусь, – отвечал Горлуа.

Затем Бедвин задал тот же вопрос королеве – и снова ответ Игрейны был едва слышен. Епископ, однако, удовлетворился им и осенил новобрачных крестным знамением.

– Благословляю вас во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь. Ego alterutrum despondeo in nomine Patri, Filii et Spiritus S'ancti, amen.

Брат Игрейны злобно взглянул на них и пробормотал проклятие. Потом снова повернулся к Белинанту де Соргаллю.

– Это просто помолвка, – сказал он так громко, что его услышали даже те, кто стоял далеко впереди, – даже сам Горлуа покосился на него.

Лео де Гран заметил это и заговорил чуть тише:

– Остается сорок дней, пока еще можно передумать, – сказал он. – А за сорок дней много чего может случиться.

Он попытался изобразить заговорщическую улыбку, но Белинант не обратил на нее никакого внимания он неотрывно следил за церемонией, разворачивавшейся на верхних ступеньках церкви. Против всякого ожидания, Бедвин еще не закончил с нареченными. В толпе возникло движение – все хотели подойти под благословение епископа, а потом войти в церковь и послушать мессу, но это волнение моментально улеглось при появлении большой группы пажей, нагруженных гирляндами белых цветов, которые, словно почетный эскорт, встали вокруг королевы и сенешаля.

Дальнейшее Лео де Гран, как и большинство собравшихся, запомнил смутно. Двое из двенадцати рыцарей, входивших в королевскую свиту, отделились от остальных и встали позади новобрачных, заслонив их сверкающей массой своего вооружения – так что, хотя церемония продолжала сохранять видимость публичной, остальные почти ничего не видели. Когда королева поднялась, на голове у нее вместо короны был венок из белых цветов. Рыцари, бывшие свидетелями, отошли и, как того требовал обычай, с силой ударили друг друга по плечу – чтобы накрепко сохранить воспоминание о свершившемся. Только тогда епископ Бедвин укрыл новобрачных широким белым венчальным покровом – и только тогда многие, наконец, поняли, что происходит. Остальным достаточно было увидеть удрученное лицо аббата Илльтуда и волнение собравшихся вокруг него монахов, чтобы догадаться о неожиданном обороте, который приняла церемония.