Ночь черного хрусталя

— Граве, — сказал Милов, — прошу вас, остановимся на минутку.

Вместо ответа Граве сильнее нажал на педаль газа.

— Остановитесь же: мне нужно…

— Потерпите, — равнодушно ответил Граве, — недолго осталось. Или обходитесь, как знаете… — и, краем глаза уловив почти незаметное движение Милова: — Стоп! Не пытайтесь что-то сделать! Машина набита взрывчаткой, все установлено, как надо, и мы взлетим на воздух даже просто от резкого торможения! Так что сидите тихо, как маленькая мышка — если хотите прожить еще некоторое время!

Милов откинулся на спинку, положил ладони на колени, закрыл глаза. Неожиданно пришло расслабление, и странное спокойствие охватило его, покой безжизненности.

«Ева, — думал он, — родная, нелеп этот мир, и мы с тобой были в нем так же нелепы во всем — начиная с нашего знакомства и кончая тем, чем все это завершается… Нелепо было, наверное, ввязываться в чужую драку, надо было сразу, как только я понял, в чем суть, хватать тебя и мчаться прочь, пусть бы они сводили свои счеты, а мы должны были предупредить весь мир. Но у тебя были твои дети, которые не желают дышать, а у меня — другие дети, свои, потому что ведь каждое дело, которое мы начинаем, — наше дитя, и мы стремимся заботиться о нем и растить его… Я виноват во всем — в том, что тебя нет! Я, потому что оставил тебя там, хотя должен был понять, что спокойнее тебе быть со мною даже под огнем, чем пусть и у себя дома, но без меня… Поверил логике, а тут ведь логика ни при чем, когда чувствуешь к человеку то, что почувствовал я, — совсем другим надо руководствоваться, не логике верить, а подсознанию. Ты прости меня, маленькая, мне даже не хочется больше убивать этого идиота, мне даже почему-то жаль его… Тогда я на миг представил тебя на месте его Лили, и мне сделалось страшно. Почему я в тот миг не подумал, что наши представления помогают событиям реализоваться, — то, что раньше называлось «накликать беду»? Помешало то, что я старый коп, старая ищейка международного масштаба, у меня был след, и я бежал по нему, думая, что смогу вернуться к тебе. Забыл, что если мы и возвращаемся, то не туда, откуда вышли, а в иное время с иным расположением планет. Тебя нет, и мне все равно — пусть убийца жмет на газ, спеша доставить свою взрывчатку в Центр, где она… Где она — что?..»

— Послушайте, Граве, а на кой черт вы тащите в Центр такое количество пластика?

Граве засмеялся — как-то странно, судорожными выдохами.

«Господи, — догадался Милов, — он же просто не умеет смеяться, наверное, никогда в жизни по-настоящему не смеялся…»

— А вот увидите, Милф! Пройдет совсем немного времени — и вы увидите или, во всяком случае, почувствуете… Да ведь вы и сами прекрасно все поняли, зачем же задавать лишние вопросы?

Милов покосился на спидометр; было где-то под сто сорок.

— Я просто хотел сказать вам, Граве, что если вы действительно хотите доставить ее в Центр, эту вашу контрабандную взрывчатку, то не гоните так, как сейчас: мало ли — не выдержит камера…

— Скорость придает решимости, Милф, вселяет уверенность — разве не знаете? Я бы гнал еще быстрее, но эта колымага уже на пределе, быстрее она просто не может, а другой машины мне достать не удалось — не до того было. Просил у Рикса, но он не дал, хотя, если разобраться, — зачем ему машина, их все равно больше не будет… М-да. К сожалению, у того, сзади, мотор, видимо, посильнее — да и нет у него, наверняка, причин ехать осторожно. Гонит, как ненормальный… Милф, мне не нравится этот преследователь. Оглянитесь. Я разрешаю. Только без глупостей. Понимаю, что у вас может возникнуть искушение, однако, что бы вы ни сделали, Центр вам все равно не спасти, и людей в нем — тоже, но я везу им судьбу легкую и быструю, а другая может оказаться куда мучительнее… Теперь я вас предупредил. Можете посмотреть.

Милов послушно посмотрел в заднее стекло — для этого пришлось извернуться в кресле. Широкая, приплюснутая к дороге машина и в самом деле была теперь куда ближе, чем когда Граве заметил ее впервые.

— Хорошо идет, — сказал Милов. — Классная машина.

— Слишком хорошо. Возьмите ваш автомат, Милф.

— С какой это радости?

— Сейчас вы будете стрелять. Старайтесь попасть в водителя. Или по колесам. Надо остановить его, слышите? Он определенно гонится за нами, хочет помешать мне.

— По-моему, он больше не приближается: держит дистанцию. Ну и пусть себе держит, а?

— Милф, где же ваш опыт? Они держатся позади, потому что собираются стрелять по нам — и не хотят пострадать в случае, если мы взорвемся. А для этого может хватить и одного попадания: у меня ведь и весь багажник набит… Не медлите, стреляйте через стекло — нам оно все равно не понадобится, до своего конца мы доедем и так…

Слишком многословен был и слишком лихорадочно сыпал словами — нет, конечно, с психикой у Граве было совсем плохо, но он сидел за рулем — и ничего с этим не поделаешь.

— Но они ведь не стреляют! И не могу я так, ни с того, ни с сего. А если это совершенно непричастные люди? Ну подумайте, Граве, кто может гнаться за вами? Кому известен ваш замысел? И кто осмелится помешать вам?