No Name

- Я провожу вас, - Адель поднялась и мы вместе прошли в дом, спустились по винтовой лестнице и остановились только у калитки.

- Если я увижу ее или что-нибудь узнаю, обязательно сообщу вам, пообещал я.

- Благодарю, - кивнула Адель и подала мне руку.

Она подала руку слишком высоко для рукопожатия, и я прикоснулся к ней губами.

Ожидал услышать хотя бы еще пару дающих надежду слов, все еще держа ее руку в своей. Но Адель молчала, и я, отпустив руку, попрощался и пошел вниз по авеню Цесаря.

Конечно, все мои мысли и чувства были так перепутаны, как может быть перепутана не смотанная в клубок шерстяная нить. Привязанность Адели к своей собачонке хоть и казалась мне немного странной, но в то же время не могла не вызвать уважения. И опять же эта привязанность заставляла задуматься об отношении Адели к людям и, конечно, о том мужчине, сидевшим спиной к городу на ее террасе. Кто он? Откуда? Она вела себя так, словно была единовластной хозяйкой особняка. Может это был гостивший у нее родственник? Брат? Дядя? Даже не знаю: так ли уж было важно для меня узнать что-нибудь о нем?! Но думаю, он не был очень близким ей человеком, иначе бы она хотя бы раз, но упомянула его.

Город к этому времени уже основательно прогрелся, и находиться на солнце было довольно тяжело. Хотелось в тень, но как назло вдоль авеню Цесаря росли только кипарисы, а так как солнце зависло в этот полуденный час прямо над городом, то, естественно, никакой тени они дать не могли. Единственное, что я мог сделать - это идти быстрее.

Желудок, в штыки воспринявший утреннюю овсянку, требовал полноценного обеда, и я решил, не заходя в гостиницу, сразу пойти в кафе.

Внутри было прохладно и пусто. Я присел за угловой столик подальше от окон и наслаждался ощутимой в этом месте сыростью.

- Извините, - прозвенел за моей спиной голосок официантки. - Но обед у нас сегодня невкусный...

Я обернулся и видимо выражение моего лица было настолько удивленным, что она поспешила добавить еще несколько слов:

- Машина не привезла продукты, и мы можем вам предложить только перловую кашу и чай...

- Какая машина?! - заторможенно спросил я.

- Ну которая дважды в день привозит продукты... - пролепетала девочка в белом фартуке и такой же белоснежной шапочке-панамке. - Говорят, это связано с объявлением независимости...

В голосе ее не было ни огорчительных ноток, ни раздражения. Похоже, она была не меньше моего озадачена отсутствием машины.

- Ну хорошо... - голосом припертого к стенке человека произнес я. Давайте то, что есть.

- Минутку! - сказала она.

Что можно сказать о перловой каше, особенно, если она сварена до состояния дробинок, которые легко катаются на языке, но никак не лезут в глотку?! Этот вид еды может быть тоже причислен к холодному, а впрочем даже и к горячему орудию, потому что любая попытка съесть перловую кашу сопряжена с борьбой, с огромной тратой энергии, которую такая еда вряд ли компенсирует. Обед напомнил мне глотание таблеток, при этом роль таблеток исполняли крупинки, и почти каждую из них приходилось запивать глотком к тому времени уже остывшего чая. Но официантка была добра и терпелива и даже слова не сказала, когда я попросил ее принести четвертый стакан. Может быть, она даже сочувствовала мне?!

В кафе зашло еще несколько человек, но большинство из них сразу же вышли. Только двое остались позаниматься этим пищевым мазохизмом.

После обеда я направился на поиски Вацлава и Айвена. Причина, из-за которой я их искал, была, может быть, смехотворной, но все-таки я хотел им сообщить о том, что машины с продуктами не прибыли, и это значит, что жители уже свободного города могут остаться голодными. Мне почему-то казалось, что никто из ребят, собиравшихся совсем недавно на мусульманском кладбище, чтобы обсуждать сегодняшний день, не знает об этом. Может быть они едят у генерала, а с сегодняшнего дня - у президента Казмо, может быть где-нибудь еще...

Но чем дальше я шел, тем меньше оставалось у меня надежды найти их. Улицы были пустынны. Среди немногочисленных загорающих и купающихся на городском пляже я не увидел ни одного знакомого лица. Оставалось только пойти на виллу генерала, но по такой жаре туда идти не хотелось, а вечером, когда станет прохладнее, они сами появятся на площади Святого Лаврентия, чтобы отпраздновать первый в истории этого города День Независимости.

Утомившись от бесплодных поисков, я повернул к гостинице, и вдруг воздух завибрировал в моих ушах. Сначала слабо и едва ощутимо, но буквально с каждой секундой эта вибрация нарастала, и я остановился, пытаясь понять: что происходит. Остановился и интуитивно задрал голову вверх. И тут же по мне прошлась тень низко летящего вертолета, и встревоженный воздух растрепал волосы. А сверху уже сыпались какие-то листки бумаги, белые как снег. И падали они вокруг меня, и на крыши домов, и на ветви деревьев. А я стоял в оцепенении то ли оттого, что за прошедшие недели отвык от шума, то ли просто от испуга.

Один листок лег мне прямо на плечо, и я взял его в руки.