Уж коли мы заговорили о жизни в романовских городах, то продолжим тему. Реалии царской капиталистической Москвы резко отличались от реалий Москвы – столицы СССР. Первопрестольная советских времён была городом чистым, рациональным и деловитым. Её населяли не только служащие и рабочие, но и инженеры, конструкторы, учёные. Москва красная тонула в зелени деревьев, её жилмассивы раскидывались вольно, широко. В Москве 1970-1980-х не было орд таджиков, узбеков, азербайджанцев. Они приезжали сюда лишь как туристы, на несколько дней.
Москва позднеромановская походила на Москву 1980-х только одним: в ней "чурок" не было. Но это не спасало город: его реалии всё равно во многом напоминали то Бухару, то Бангкок. Город был буквально покрыт разными клоаками, дополняющими Хитровку. И вели себя их обитатели почище азиатов. Чтение "Москвы и москвичей" Гиляровского здорово излечивает от соплей по поводу "России, которую мы потеряли". Власть низшей вороватой расы и здесь показала себя во всём "великоляпии".
Вот Сухаревский рынок у снесённой потом красными одноимённой башни. Здесь тоже вовсю торговали краденым – помимо всего прочего. Торговали здесь и распоследним старьём, сущей рваниной. Жульё тут работало на всю катушку.
"Пришёл, положим, мужик свой последний полушубок продавать. Его сразу окружает шайка барышников. Каждый торгуется, каждый даёт свою цену. Наконец сходятся в цене. Покупающий неторопливо лезет в карман, будто за деньгами, и передаёт купленную вещь соседу. Вдруг сзади мужика шум, и все глядят туда, и он тоже туда оглядывается. А полушубок в единый миг – с рук на руки – и исчезает.
– Что же деньги-то, давай!
– Че-ево?
– Да деньги за шубу!
– За какую? Да я ничего и не видал!
Кругом хохот, шум. Полушубок исчез, и требовать не с кого.
Шайка сменщиков: продадут золотые часы с пробой или настоящее кольцо с бриллиантом, а когда придёт домой покупатель, поглядит – часы медные и без нутра, и кольцо медное, со стеклом…" (В.А. Гиляровский. "Москва и москвичи". Москва, "Правда", 1979 г. С. 58.)
Здесь было царство обмана и мошенничества. Покупателю могли вручить дюжину штанов "аглицкого сукна", а дома он обнаруживал, что ему всучили "куклу": между штанами сверху и снизу в кипе – одно тряпьё. Пройти мимо рядов лавок спокойно было невозможно: тебя хватали за руки и затаскивали внутрь. Такого сейчас ни азеры, ни турки не делают.
От Китайгородской стены до Старой площади и Лубянки тянулись трущобы. В самом центре города! На Лубянской площади, заваленной навозом, стояла "Шиповская крепость" – дом генерала Шипова, эксцентричного богача, сдававшего комнаты в этом доме всем желающим бесплатно – хоть по сотне человек в одну каморку набивайся. Само собой, "Шиповская крепость" превратилась в криминальный притон. Здесь гнездились "иваны" или "деловые" – грабители. Награбив, они на рассвете развозили добро и шмотки (зачастую – с кровавыми следами) по лавчонкам Старой и Новой площадей. Днём эти же лавки принимали "розницу" от карманников: часы и носовые платки. Здесь же продавались и сорванные с голов прохожих шапки. Ходить в этом районе в темноту было опасным делом. Получив деньги за сдачу краденого, "иваны" шли пить водку и резаться в карты в подвальный трактир "Ад" на Трубной площади или в "Поляков трактир". В последнем "заведении" было полно отдельных каморок, где налётчики вели делёж добычи. "Шиповскую крепость" всё же разогнали, и её обитатели подались на Хитровку.
Московское филантропическое общество, получив в распоряжение дом Шипова, населило его тоже сбродом – только с паспортами. И там обосновались подпольные мастерские по перешивке краденых вещей. Квартиры в доме снимали базарные торговки с сожителями, которые делили эти квартиры перегородками на углы и койки, сдавая их в субаренду. В одной квартире жило человек по тридцать. Соответствующего контингента.
"Первая категория торговок являлась со своими мужьями и квартирантами на толкучку чуть свет и сразу успевала запастись свежим товаром, скупаемым с рук, и надуть покупателей своим товаром. Они окружали покупателя, и всякий совал, что у него есть: и пиджак, и брюки, и фуражку, и бельё.
Всё это рваное, линючее, ползёт чуть ли не при первом прикосновении. Калоши или сапоги кажутся подклеенными или замазанными, чёрное пальто окажется серо-буро-малиновым, на фуражке после первого дождя выступит красный околыш, у сюртука одна пола окажется синей, другая – жёлтой, а пол-спины – зелёной. Бельё расползается при первой стирке. Это всё "произведения" первой степени шиповских ремесленников, "выдержавших экзамен" в ремесленной управе.