Нью-Йорк

Проблема заключалась в той самой ненавистной чайной пошлине.

– В этом наверняка усмотрят правительственный заговор, – со вздохом сказал Мастер Мерси.

По словам Альбиона, существовало и решение разумное, предложенное Беном Франклином. Он советовал лондонским друзьям выбросить чай на рынок, но пошлину отменить. Склады расчистятся, колонисты получат дешевый чай. Такие, как Мастер, купцы пострадают, но ненадолго, а все остальные будут довольны.

– Они так и сделают, Джон? – спросила Мерси.

– Сомневаюсь. Они сочтут это уступкой, – покачал головой Мастер. – Боюсь, чай придется взять и надеяться, что в будущем найдутся политики поумнее.

– Ты думаешь, начнутся волнения?

– Вполне возможно.

Волнения начались. Когда летом пришло известие о новом «Чайном законе», на улицы мигом высыпали сыны свободы под предводительством Сирса. Они объявили предателем каждого, кто примет чай, и Мастера огорчило то, что с ними согласились многие торговцы.

– Начнется то же самое, что с гербовым сбором, – сказал он уныло.

Оставалось надеяться, что корабли с грузом чая задержатся, сколько возможно.

В конце лета пришло письмо от Джеймса. В нем были ласковые слова, обращенные к матери. Отцу же он сообщил, что они с Ванессой обсудили поездку в Нью-Йорк и он организует ее сразу, как только сумеет. Письмо было любящее, но Мастер остался недоволен. Он понадеялся, что в следующий раз Джеймс выразится определеннее.

В течение осени настроения в городе становились все хуже. К ноябрю кое-кто из сынков свободы грозился уничтожить груз чая, когда тот прибудет, а заодно убить и губернатора. Находившиеся в городе агенты Ост-Индской компании настолько перепугались, что потянулись в отставку. Нью-Йорк напряженно ждал.

Но слово в итоге сказал Массачусетс. В декабре на старой бостонской дороге показался всадник. Это был серебряных дел мастер, взволнованный и довольный своей ролью курьера. Его звали Пол Ревир. Он доставил поразительные новости. В Бостон прибыли первые корабли с чаем, и группа мужчин, в том числе весьма почтенные горожане, переоделись индейцами, ворвались на борт и сбросили груз в Бостонскую бухту. «Сыны свободы» были в восторге.

– Сделаем то же самое, когда корабли прибудут в Нью-Йорк! – заявили они.

Но чайные корабли не пришли. Начался новый год. Мерси простудилась и на какое-то время слегла. Джон Мастер извелся, не получая вестей от Джеймса, и написал ему снова. Из Филадельфии сообщили, что чайные корабли прибыли, но их завернули обратно без всякого насилия. Ближе к марту Джон сказал Мерси:

– Слава богу! Похоже, чайные корабли сюда не придут.

В апреле Гудзона послали в графство Датчесс. У него была целая тележка всякого добра для старшей дочери Джона Мастера, а также несколько красивых фамильных стульев и много фарфора, которым Мерси хотела порадовать Сьюзен.

Поездка выдалась приятной, погода стояла отличная. Разбитые дороги затрудняли езду, но было здорово удаляться на север от гигантской подковы прибрежного Нью-Йорка и длинных кряжей Уэстчестера к пейзажам более умиротворенным – холмам и долам, среди которых находилась ферма Сьюзен и ее мужа.

Дом был хорош. Наружная часть была грубой известняковой кладки, крыша – мансардная, а камины обложены сине-белой плиткой. Но к этим уютным голландским черточкам добавились красивый фасад с двойным рядом георгианских окон, центральный зал, высокие потолки и обшитые деревом комнаты, что говорило об известном чувстве собственности и значимости, присущем англичанам. Гудзон провел с семейством Сьюзен двое суток. С ним обращались лучше некуда, и он опять подумал, что это отличное место для сына, где тот окажется вдали от всяческих бед.

Переправившись на Манхэттен, он узнал о кораблях.

– Пришло два. Один повернул обратно. Но капитан второго сказал, что чай он выгрузит, а сынки свободы пусть отправляются к дьяволу. Его чуть не вздернули.

– А потом?

– Устроили чаепитие. Тот еще денек!

Домой Гудзон пришел затемно. Направившись в кухню, он застал Рут в одиночестве. Она с пылом обняла его и прошептала:

– Слава тебе господи, ты вернулся! – Но на вопрос: «Где Соломон?» – она приложила палец к губам. – Босс тоже о нем спрашивал. Я сказала, что Соломону нездоровится, он спит. Но на самом деле он ушел с утра, и больше я его не видела. Ох, Гудзон, я не знаю, куда он подался!

Чертыхнувшись, Гудзон вышел во двор. Он догадывался, куда отправился Соломон. Гудзон пересек Боулинг-Грин и двинулся по Бродвею. Скорее всего, Соломон засел в какой-нибудь таверне.

Но, обойдя всего две, он заметил фигуру в индейском наряде, юркнувшую в боковую улочку. И тотчас же индеец угодил в тиски, припертый к стене.

– Что поделывал, сынок? Чем ты был так занят весь день? Чай небось разгружал?

– Может быть!

Следующие несколько минут общения Гудзона с сыном были не из приятных. Но даже когда Гудзон покончил с делом, тот не смутился.

– Что скажет Мастер, если узнает? – спросил Гудзон.