Ню

Никогда не думал, что Ирка…

У нее просто вдруг – подкосились ноги, и она упала, потянув за собой Натку. Потом, когда ее подняли, тихо-тихо, как молча – завыла…

Знать бы – по кому.

…Мы оставили его здесь и ушли…

И Геля – вот она – в черном. Как дыханьем…

…Я пытался. Правда – пытался. Жить, как жил раньше, до того, как оказался по ту сторону зеркала – в Зазеркалье. И увидел оттуда не свое отражение, а – себя. Его глазами. Иркиными. Да-да, и ее. Потому, что и она – знает. И за все сорок дней не сказала мне ни слова, даже глаза на меня не подняла. Натке лучше не знать вообще… И мама – тоже. Уже – девятины… Никого не осталось. И меня – тоже… Вот он – этот поворот…

– Геля… Геля-Геля-Геля… Ге-е-еля-я-я!!!….

…– Что, Андрюшенька? Что? Сон плохой? Я здесь… Слышишь? Я с тобой… Все хорошо, успокойся… Это только сон. Только – сон… – Нет, Геля, нет… Это не сон… Просто я только что – умер… Снова…

…Мы расстались с ней через год. Ни одна вещь не может служить вечно. Хотя бы потому, что тот, кому она принадлежит, не вечен – тоже… Дорога в Зазеркалье для нее – закрыта. Дорога оттуда – закрыта для меня… Вещь может быть платой, но не может платить сама. Она может только – принадлежать…

Этюд для троих с плюсом

…Солнце прямо в окно. Слепит. Лето. На подоконнике воробей крыльями мельтешит. Звонок в дверь. Открываю. Три человека в военной форме, офицеры. Двоих я знаю – Володины сослуживцы. У всех троих глаза – в пол. Снимают фуражки, поднимают на меня глаза. И я мотаю головой и кричу, кричу, кричу…

…Лоб мокрый, в горле – судорога, хорошо, хоть не ору, господи… Сколько же можно… Достал он меня уже, сон этот дурацкий, сил нет. Вот он, Володя, спит себе на правом боку, он всегда на правом боку засыпает – лицом ко мне. Я же точно знаю, что такого просто не может быть. Не может – и все. С Володей – никогда. У меня – интуиция звериная, я любую беду заранее чую, а тут… Перевожу дыхание, поворачиваюсь на другой бок – спать, спать, спать…

1. Ната

Ну вот, хотя бы – так…

– Нам надо поговорить…

И он поднимает глаза от книги и смотрит на меня, и морщит нос. И – молчит.

Я люблю его, он все еще часть меня. Я произношу:

– Нам надо расстаться, Володя. Я ухожу…

И ничего не происходит, небеса не разверзлись.

Мой муж смотрит на меня долго, очень долго, так долго, что я начинаю дрожать и кусать губы, и – плачу, плачу, плачу…

…А Сережа сказал как-то:

– У тебя такое тело… Небесное. Ты – мое небесное тело…

Я верю. Ведь он, Сережа, знает про небо – все. Он же летчик, как и мой муж. О небесных телах они тоже знают – оба. О моем-то – уж точно. Хотя…

Два друга, два летчика. И небо. И женщина, а как же иначе. Господи, что же еще нужно для истории со счастливым концом?