Ницше и пустота

С другой стороны, обращение к работам великих мыслителей и точное и всестороннее привлечение текстов – тоже еще вовсе не гарантия того, что теперь-то уж мысль этих мыслителей осмыслена, воссоздана, как подобает мысли, и понята более изначально. Оттого получается, что очень точно работающие историографы философии сообщают большей частью очень причудливые вещи об «исследованных» ими мыслителях и что, наоборот, действительный мыслитель в опоре на такое недостаточное историографическое сообщение все равно может узнать существенное, на том простом основании, что он как думающий и спрашивающий с самого начала близок к думающему и спрашивающему, такой близостью, какой никогда не достигает ни одна сколь угодно точная историография. Это имеет силу и о позиции Ницше в отношении Декарта. Она смесь из ошибочных истолкований и сущностного прозрения. Это и тот факт, что Ницше отделен почти непроглядным XIX веком от великих мыслителей и тем самым простая линия сущностно-исторической связи теряется, делают отношение Ницше к Декарту очень запутанным. Мы ограничимся здесь важнейшим.

Ницше согласен прежде всего с расхожим истолкованием декартовского тезиса, принимающим его за умозаключение: ego cogito ergo sum. Этому умозаключению в качестве цели доказательства подсовывается, что «я» есмь: что некий «субъект» есть. Декарт, думает Ницше, принимает за само собой разумеющееся, что человек определяется как Я, а Я – как субъект. Ницше привлекает против возможности такого умозаключения все то, что отчасти уже в эпоху Декарта и снова и снова с тех пор ставилось тому на вид: чтобы выставить умозаключение, а именно этот тезис, я должен уже знать: что называется «cogitare», что называется «esse», о чем говорит «esse», что означает «субъект». Поскольку это знание, по Ницше и другим, для этого тезиса и в нем – если он есть умозаключение – предполагается, этот тезис не может сам быть первой «достоверностью», тем более основанием всякой достоверности. Тезис не выдает того, чем его нагружает Декарт. На это замечание Декарт уже сам ответил в своей последней, подытоживающей работе «Principia philosophiae» («Les principes de la philosophic») I, 10 (1644 на латинском языке, 1647 во французском переводе его друга; ср. «Oeuvres de Descartes», изданные Адамом и Таннери, Париж 1897–1910, VIII, 8). Это место имеет непосредственное отношение к уже приводившейся характеристике тезиса как «первого и достовернейшего знания», prima et certissima cognitio: «Atque ubi dm hanc propositionem ego cogito, ergo sum, esse omnium primam et certissimam, quae cuilibet ordine philosophanti occurrat, non ideo negavi quin ante ipsam scire oporteat, quid sit cogitatio, quid exislentia, quid certitude; item quod fieri non possit, ut id quod cogitet, non existat et talia; sed quia hae sunt simplicissimae notiones et quae solae nullius rei existentis notitiam praebent, idcirco non censui esse enumerandas» – «И если я сказал, что это положение “я мыслю, следовательно, существую” есть из всех самое первое и достовернейшее, предносящееся всякому, кто философствует упорядочение, то я не отрицаю тем самым необходимости прежде этого положения уже знать (scire), что такое мыслить, существование, достоверность, а также что не может быть, чтобы то, что мыслит, не существовало и тому подобное; но поскольку все это простейшие понятия и такие, которые одни сами по себе дают некое знание без того, чтобы названное в них существовало как сущее, поэтому я счел, что эти понятия здесь не подлежат специальному перечислению (не привлекаются к рассмотрению)».

Декарт таким образом однозначно признает, что «прежде» этого познания необходима какая-то осведомленность о бытии, познании и подобном. Однако дело требует спросить, как надо понимать это «прежде», на что опирается это предзнание известнейшего и чем определяется известность известнейшего в своем существе.

Приведенное замечание Декарта надо понимать так: тезис, выставляемый как «первопринцип» и исходная достоверность, предполагает собою сущее в качестве достоверного (понимая достоверность как полноту представления и всего содержащегося в нем) таким образом, что как раз этим тезисом и вместе с ним впервые устанавливается, что означают существование, достоверность, мысль. Участие этих понятий в понимании всего тезиса означает только одно – что они тоже принадлежат содержанию тезиса, но не как такое, на что тезис вместе со всем, что им устанавливается, должен сперва опереться. Ибо лишь этим тезисом – впервые только им – обусловливается, какими чертами должно обладать notissimum (познаваемейшее и познаннейшее).