…Аристократический разум и наклонность, желая высказаться, выбирает себе и своих слушателей; выбирая их, он в то же время отгораживается от «других». Здесь берут свое начало все наиболее утонченные законы стиля: они одновременно держат на расстоянии, они создают расстояние, они запрещают «вход», понимание, как мы уж сказали, — вместе тем открывают уши, сродные нашим ушам.
Увлеченность музыкой, упражнения в стихосложении, внутренняя поэтичность выработали в нем прекрасного стилиста, настоящего артиста языка. Каково бы ни было отношение к содержательной части его философии, даже самые яростные ненавистники вынуждены признать литературные достоинства его текстов, утонченность формы, филигранную стилистическую отделку. Ницше придал музыкальную выразительность немецкому языку.
Его не привлекала философская мысль, лишенная лирического вдохновения. Он стал поэтом, музыкантом и филологом в философии и философом в поэзии, музыке и филологии. «Наука, искусство и философия, — пишет Ницше, — столь тесно переплелись во мне, что мне в любом случае придется однажды родить кентавра».
Большое внимание Ницше уделял суггестивному воздействию слова, выбору языковых форм, пауз, ударений — всего того, что он называл жестами, ритмикой, нюансами, мозаикой слов, их энергией: «Мозаика слов, где каждое слово, звучание его, место, понятие, свою силу выплескивает справа налево и поверх целого; минимум в объеме и числе знаков, при этом достигающий максимума в их энергии, — всё это римское, если хотите мне поверить, благородное par excellence».
Поэтический образ, как его понимал Ницше, всегда должен быть живой видимостью, в которой созидательный принцип жизни: время, бурлящая, клокочущая, пульсирующая и разрываемая противоположностями жизнь — постоянно дает о себе знать, что не означает аморфности, текучести, неопределенности образа, а, наоборот, предполагает ясную определенность и завершенность. Именно они и дают ощущение жизни. Такой образ выглядит всегда как застывшее движение, он имеет структуру оксюморона. Поэтический образ у Ницше строится по гераклитовскому принципу лука и лиры. Здесь всегда напряжение, где за всеми конечными, отделенными друг от друга вещами, за противоположностями мыслится охватывающее их целое, беспокойная мировая жизнь. Если прекрасные звуки лиры возникают благодаря борьбе противоположных сил, действующих на каждую струну, а лук, оружие борьбы, стреляет и попадает в цель от натягивания тетивы, общим для обоих — лиры и лука — будет напряжение, с той лишь разницей, что задача лиры — создание прекрасной звуковой гармонии, а лук всегда должен попасть в цель. Поэтому красота и точность, две стороны поэтического образа, мыслятся Ницше выходящими из одного истока.
Лу Саломе: